У примитивного человека имеется громадное доверие к могуществу его желаний. В сущности, всё, что он творит магическим путём, должно произойти только потому, что он этого хочет.
Зигмунд Фрейд. «Тотем и табу»
Итак, имеет смысл поговорить об ошибках в этой войне — оперативных и тактических. Оперативными ошибками нужно признать неверное движение войск и неправильное их расположение. Не методы ведения спора, а именно планирование и проведение операций. Впрочем, кому они ошибки, а кому и методы.
Дело в том, что внутри любой позиции спорщиков лежит знаменитая теорема Колмогорова. Собственно, она лежит в основании любого мифа: начиная с рецепта идеального борща и заканчивая проблемами авторства романа «Тихий Дон». И вот в чём тут дело — математик Владимир Успенский двадцать лет назад написал небольшой текст, на который все ссылаются при упоминании означенной теоремы. Статья эта называется «Лермонтов, Колмогоров, женская логика и политкорректность» и опубликована в шестом номере журнала «Неприкосновенный запас» за 2000 год. Сперва Успенский комментирует то, что писал о женской логике Печорин в своём дневнике, в конце следует мемуар о том, как трудно выпускали тогда учёных за границу, и как самому Колмогорову пеняли за само название колмогоровской теоремы. Замечу, всё произошло много лет назад, задолго до нынешних революционных преобразований. Но самое полезное находится между этими историями, где сначала даётся краткая справка об Андрее Николаевиче Колмогорове (1903–1987), действительно великом математике, который сделал много, но, помимо прочего, увлекался логикой и последние годы жизни заведовал кафедрой математической логики. В молодости Колмогоров опубликовал статью «О принципе tertium non datur» (1925), и Успенский пишет:
«Статья 1925 г. была посвящена так называемой интуиционистской логике, а именно — ее формализации. Интуиционистская логика, в отличие от обычной, называемой также классической, не признает закона исключенного третьего, он же — принцип „третьего не дано“ (tertium non datur). Этот принцип утверждает, что какое ни возьми высказывание А, что-нибудь одно, А или не-А, непременно верно: не может быть, чтобы было верно нечто третье. Формализация же какой-либо логики, будь то классической, интуиционистской или иной, состоит в том, что предъявляется два точно описанных и исчерпывающих списка: список аксиом и список правил вывода. Аксиомы провозглашаются истинными по определению; например, в классической (но, разумеется, не в интуиционистской) логике в качестве одной из аксиом как раз и выступает закон исключённого третьего. Правила вывода задают те процедуры, посредством которых из заданных посылок выводятся непосредственные следствия; верны или неверны при этом сами посылки, несущественно. Одним из правил вывода (и для классической, и для интуиционистской логики) является, например, такое правило: из двух посылок: <если Р, то Q> и Р — следует Q. Или, короче: пусть <Р => Q> и Р; тогда Q. Это правило иногда называют правилом modus ponens, а иногда — правилом отделения. <...>
Всё сказанное имело целью подготовить далекого от математической логики читателя к восприятию колмогоровского открытия. Открытие состоит в формулировке следующего правила женской логики.
Правило Колмогорова:
Пусть <Р => Q> и ; тогда Р.
Сообщая мне своё правило, Колмогоров не утрудил себя приведением какого-либо примера. Приведём таковой для ясности. Итак, вот пример на применение правила Колмогорова: если у мужа есть деньги, у меня будет новая шубка (это есть P => Q); иметь новую шубку приятно (это есть Q приятно); отсюда (по правилу Колмогорова) следует, что у мужа есть деньги (это есть Р).
Колмогоров сообщил мне своё правило в 80-х годах (скорее всего, летом 1984 г.). Я очень обрадовался и в частных беседах рассказал о нём ряду коллег. Они повеселились вместе со мной. Но воистину прав был царь Соломон, сказавший „концом радости бывает печаль" (Притчи, 13:14). Правота царя подтвердилась, однако, не сразу. Надлежало еще, чтобы Ассоциация символической логики провела свою Европейскую конференцию 1989 г.» (Успенский В.А. Лермонтов, Колмогоров, женская логика и политкорректность // Неприкосновенный запас № 6, 2000).
Справка RA:
Дальше идёт рассказ о том, как автору пеняли западные политкорректные учёные (они и до сих пор пеняют уже мёртвым Колмогорову и Успенскому). Честно говоря, доля справедливости в этих упрёках есть, не оттого, что шутка вышла неловкой, не от того, что перед феминизмом должны пасть все границы иронии, а оттого, что описанная логика универсальна и не зависит от пола и гендера. Человеческое сознание оправдывает любое допущение, которое высказано в нужном направлении.
Ведь в более коротком пересказе смысл теоремы Колмогорова о женской логике (Пусть [Р => Q] и [Q приятно]; тогда Р.) очень прост: кто-то задумывается над тем, верно ли некое утверждение. Вместо того чтобы его исследовать, он интуитивно выбирает тот ответ, который приводит к приятным последствиям.
Вот первый попавшийся на ум пример. Летали ли американцы на Луну? Если они не летали, то нам приятно ощущать, что эти зазнайки сели в лужу, к тому же оказывается, что мы на равных — мы-то точно не летали. Значит, это утверждение верно, теперь можно подобрать к этому аргументы.
Второй пример касается «Тихого Дона». Многим возвышенным людям неприятен писатель Шолохов тем, что его насаждали хуже картошки, что он бодро писал про колхозы, получил Нобелевскую премию, от которой пришлось отказаться симпатичному Пастернаку, а сам Шолохов, вместо того, чтобы призывать милость к падшим, намекал писателям-диссидентам, что в былые времена их бы не сажали, а выводили в расход. И таким наблюдателям за литературой будет неприятно, если роман «Тихий Дон» хорош, потому что же хорошего может быть из такого Назарета? Поэтому можно отдать авторство любому, хоть несчастному Крюкову, хоть Бабелю, лишь бы не этому неприятному мужчине. Их оппоненты, впрочем, тоже настроены решительно и не разбирают аргументов. Для них писатель Шолохов — символ чего-то прочного и надёжного, такого как былые слава и победы, коленкоровые корешки в ряд, собрания сочинений, уверенность в завтрашнем дне, казачья правда, исконность и посконность, пение жаворонка над весенней степью и... Впрочем, я увлёкся, желая показать, что такие споры вовсе не обязательно битва рационального начала и мифологического. Оба — и сторонник лунной конспирологии, и любитель ниспровержения советской литературы — могут быть «персонажами» великой формулы Колмогорова.
Более того, есть ещё одна история про повсеместное распространение этого метода. Другой математик, В. И. Арнольд мимоходом писал (не исключено, и с некоторой долей самоиронии): «Будучи по профессии не литературоведом (и еще в меньшей степени пушкинистом), а математиком, я вынужден в своей работе постоянно опираться не на доказательства, а на ощущения, догадки и гипотезы, переходя от одного факта к другому при помощи того особенного вида озарения, который заставляет усматривать общие черты в явлениях, быть может, кажущихся постороннему вовсе не связанными между собой. Правильная догадка сопровождается ощущением полной ненужности дальнейших доказательств, ощущением почти болезненным, которое не забывается, но которое трудно передать другим»
.
Арнольд тогда взялся комментировать один из эпиграфов к «Евгению Онегину», что вышло немного неловко (что-то похожее вовсе не обязательно цитата, филология тоже любит строгость доказательств etc), но это уже другая история.
Итак, если нам комфортно новое сообщение, то оно истинно.
Что поучительно в этом базовом для всех троллей основании? То, что, с какой стороны бы он в споре не был, отстаивал ли реальность полёта Apollo-11, или утверждал, что все съёмки Луны велись в павильоне, спор происходит не между реальностью и вымыслом, а между двумя картинами мира. И обе эти картины мира могут быть мифологическими. Ну, или, иначе говоря, описываемыми теоремой Колмогорова, от которой мы оторвём, в угоду времени, гендерный ярлык.
Как вы этим воспользуетесь — ваше дело. Будете ли вы искать логический разрыв в речи оппонента и, найдя, кричать: «Ату!». Будете ли вы отбиваться этим знанием, когда троллят вас, или начнете сами кого-то троллить (придумав удачную конструкцию [Р => Q] и [Q приятно]; тогда Р), сосредоточитесь ли на таком Q, что на ваш флейм налипнет толпа заединщиков, поддакивающих каждой вашей реплике — мне всё равно.
Моё дело показать, как это работает в яростной виртуальной поножовщине, в которой вместо крови — слюни и скрежет зубов.
Но есть ещё две крупные ошибки: это ненужная стойкость и избыточное высокомерие как приёмы. Но про них имеет смысл поговорить в следующий раз.