Раздражитель
Текст: Владимир Березин
Фотография: Даниил Дубшин / предоставлена ИД «Пятый Рим»
Умер Эдуард Лимонов: изменение пейзажа.
В связи со смертью Эдуарда Лимонова ещё будет сказано много слов, — как его поклонниками, так и его хулителями. Бесспорно одно — исчезновение Лимонова изменяет литературный, да и вообще — культурный пейзаж. За три дня до смерти он успел записать в сетевой дневник: «Я заключил договор на новую книгу. Книга называется „Старик путешествует“. Она уже написана. Права куплены издательством Individuum. Приходили молодые и красивые ребята, парень и девушка. Они мне понравились. Договор подписан вчера. Так что так». Вообще, это большое везение для писателя так, именно так, закончить жизнь. Но в случае с Лимоновым это ещё верность стилю. Судьба распоряжается писателями часто жестоко: можно погибнуть или наложить на себя руки, сойти с ума, превратиться в овощ или задолго до смерти перестать понимать что-нибудь в окружающем мире. Можно изменить себя, отказаться от себя прежнего, медленно отстранятся от своих книг, стать чиновником, умирать долго и с комфортом. Неизвестно, что хуже.
Лимонов сохранил свой стиль до конца, даже будучи раздражительным стариком, но при этом оставаясь раздражителем множества людей. Про него говорили разное: у него были не поклонники, нет — адепты, боготворившие его. Были люди, которым пришлись его книги революционного толка, раздражавшие традиционалистов. Были и другие, что больше ценили его знаменитый роман «Это я, Эдичка» и несколько других. Например, «Дневник неудачника» менее известен, но это практически книга стихотворений в прозе. Такую мог бы написать рок-музыкант, если бы в СССР была такая же рок-традиция, как в США. Я читал эту книгу, когда жил один, в чужой стране, и сказать, что она меня потрясла — значит, ничего не сказать.
Лимонов писал стихи — некоторые очень сильные, а некоторые — вызывающие недоумение.
При этом сам писатель потом отказывался от «литературы», говоря, что эссеистика куда выше художественной прозы. Она у него превращалась в мемуары, лишённые пут скромности. С другой стороны, Мария Розанова, как-то, ещё в середине девяностых, рассказывала, как Лимонов приехал в Париж. Придя в дом Синявского и Розановой, где находилось их издательство, и после мимолётно сетования хозяев на беспорядок в подвале-хранилище, Лимонов, ни слова не говоря, спустился в подвал и разобрал по стопкам журналы и книги. Я рассказываю эту историю по памяти, но тогда она мне была важна, важна и сейчас.
Гордость и заносчивость если не уравновешиваются, то дополняются биографическими обстоятельствами. Мы имеем дело с писателем, в котором биография и литературное высказывание сплавлены неразделимо. Личные риски, какая-то безбытность — не такие частые вещи для современного писателя. В идеале успешный писатель, приобретя свой статус, обеспечивает себе комфортный писательский туризм — с одной книжной ярмарки на другую, с конференции на лекцию. Каждый в своём праве, но, во времена приёмки по весу в искусстве, одни льют кровь и семя, а другие мочатся. Так писал Шкловский за двадцать лет до рождения Лимонова.
Лимонов очень часто выглядел смешным, нелепым со своими политическими максимами, типа его известного завещания: «Возьмите в Россию все русскоговорящие области Украины, начиная с Харькова. Сразу после смерти Назарбаева разделите с Китаем Казахстан. Только не давайте Китаю выход к Каспию».
В своих суждениях об истории, литературе, живописи и чужих поступках Лимонов напоминал брызгающийся, дрожащий на плите чайник. Его ярость проигрывала иронии и расслабленности поколения его внуков. А уж как раздражал его романтический милитаризм. Многие не выносили и стиль последних романов старика.
Но мир без него неполон, потому что раздражение — важный приводной ремень нашего интереса к жизни.