18+
20.10.2016 Тексты / Рецензии

​Магия обывательского реализма

Текст: Сергей Морозов

Обложка Предоставлена ИД «АСТ»

Литературный критик Сергей Морозов о парижских декорациях «Лолотты» и женской прозе Анны Матвеевой.

Матвеева А. Лолотта и другие парижские истории. — М.: АСТ; Редакция Елены Шубиной, 2016 — 448 с.

Сборник Матвеевой — это девять историй о сокрытой от обычных глаз жизни людей ничем не примечательных (бывшего директора завода, редактора глянцевого журнала, спортивного журналиста, учительницы французского языка). Поворотные моменты, изменившие жизнь: поздняя и нетрадиционная любовь («Шубка»), сценка с переодеванием на корпоративной вечеринке, повлекшая за собой впоследствии изменение пола («Футбол минус»). Скелеты, а на самом деле зайцы, которые в неподходящий момент внезапно вываливаются из шкафа («Дорога в никуда»). Одним героям о прошлом хочется забыть. Другим, напротив, трудно жить без воспоминаний.

Вроде бы ничего нового. Об этом столько всего сочинили. Но именно сегодня, когда порою кажется, что все вокруг тебя потеряло объем, цвет, запах такого рода истории приобретают особую ценность. О человеке еще не все написано. Еще меньше сказано о нашем современнике. Кто он, как живет, что его волнует? Матвеева в числе немногих пытается ответить на эти вопросы.

Картинки с человеческой выставки, а вовсе не Париж во всех его видах и обличиях — вот что объединяет рассказы и повести сборника в единое целое. Слово «парижские» в наименовании книги явно лишнее. Преувеличение. Полноправным действующим лицом книги Париж так и не стал. Это всего-навсего город, в котором дочь выходит замуж («Красный директор»), место первой и, возможно, фатальной ошибки в личной жизни («Вздохнули львы»), декорации неначатого любовного романа («Немолодой и некрасивый»). Даже рассказ «Мой Париж» посвящен не столько самой столице Французской республики, сколько странной героине, живущей в нем преимущественно в зимнее время года: «Любите ли Вы Париж так, как люблю его я?»

Реальный Париж меркнет в окружении своих тезок — жилого комплекса и кафе, села в Челябинской области. Герои едва ли не в каждом произведении отправляются во Францию, но в этом нет особой необходимости. Во всем, что происходит с ними, Париж не виноват. Они сами творцы своего счастья и несчастья.

Если оценивать сборник, то «Лолотта», не выходит за пределы пограничной территории, затерявшейся между серьезной прозой и обычной беллетристикой. Такое промежуточное положение не является сознательной маркетинговой политикой (хотя нынче модно быть серьезным и одновременно доходчивым), оно скорее показатель писательских возможностей Матвеевой. Каждой своей книгой автор искренне пытается подняться выше и выше над болотом «прозы женского рода», и всякий раз ей не хватает для этого сил.

Чем это вызвано?

...близость к обывательскому сознанию не сопутствует литературным достоинствам написанного

Писатель старой формации был мудрее и проницательнее своих современников, его картина мира и система ценностей отличалась от господствующих в обществе представлений. Современный автор превращается в ретранслятор жизненных впечатлений обывателя. В определенном смысле это добавляет его книгам убедительности и жизнеподобия. Влияет на популярность, количество почитателей и поклонников. Такая литература понятна и приятна. Однако близость к обывательскому сознанию не сопутствует литературным достоинствам написанного.

Многим произведениям Матвеевой присуще упрощенное житейское восприятие действительности. Интересные сюжеты трансформируются у нее в мещанские фантазии. На первый взгляд, кажется, что пишет она о так называемых простых людях. Зарисовки из жизни. Реализм. Но реализм и в самом деле оказывается магическим, этот эпитет к прозе Матвеевой, действительно, можно применить с полным основанием. Правда, в отличном от общеупотребительного в литературоведении и критике смысле.

Так ли уж обыкновенны ее герои? В Париже, как известно, все господа живут. Да и наши люди на самолете в Париж нечасто летают. Много ли таких наберется, кто, разрывается между садом в России и парижской квартирой? Скорее это исключение. Зачем нужно разводить этот маскарад с парижанкой-огородницей, не имеющий отношения к основному содержанию рассказа «Мой Париж»?

В героях Матвеевой ощущается что-то неживое. Это не люди из плоти и крови, а какие-то идеальные граждане современной России, о которых говорят по телевизору (достаток, заграничные поездки, никакого интереса к политике): хоть сейчас помещай на плакат с социальной рекламой.

Ни рабочих, ни служащих, ни реальных бизнесменов, даже работники правоохранительных органов отсутствуют. Абстрактные психологи, редактор глянца, бывший директор завода, банковский юрист. И у всех жизнь удалась, только личные проблемы мучают.

Матвеева разрывается между стремлением к литературной правильности, и желанием блеснуть какой-нибудь красивостью (ведь в литературе должно быть красиво?)

Ну да бог с ним, пусть будет средний класс. Тоже ведь есть такие. Но и здесь все как-то по верхам, в рамках стереотипов. Если директор завода, то обязательно болеющий за производство. Если учительница, то либо сплетница и интриганка, либо порядочная и интеллигентная. Бабушки из родного поселка — добрые и милые. А лощеный бизнесмен в эпизодах — обязательно вор и негодяй. Подруги-распустехи, разболтанные художники, безликие коллеги — этот ряд оживших манекенов, который маячит в рассказах на втором плане, лишний раз иллюстрирует обывательский магизм, пронизывающий сборник.

В своих текстах Матвеева разрывается между стремлением к литературной правильности, и желанием блеснуть какой-нибудь красивостью (ведь в литературе должно быть красиво?). В итоге, в ее текстах осторожность, выверенность повествования соседствует с пошлыми сравнениями, когда автор внезапно дает петуха, желая поразить читателя в самое сердце своей оригинальностью: «Окна в нашем доме с недавних пор пластиковые, и выглядит это смешно — как деревенская старушка в очках PRADA», «...загадочная русская душа всходила над сценой как Луна», «Виктория чувствует себя ненужной, и даже как будто мертвой». У многих критиков можно прочитать о некоем стилистическом мастерстве Матвеевой (пояснений, в чем оно заключается, при этом обычно не следует). Ну, да, какая-то общая приподнятость и восторженность литературного неофита просматривается. Но так у многих. Женская проза вообще очень красочна и «литературна». Завитушки, ворох подробностей. Однако единственной бросающейся в глаза особенностью Матвеевой является обилие однообразных сравнительных оборотов: «Наташа <...>, расплакалась, как маленькая девочка», «гром едва слышен — как чей-то стихающий гнев», «статьи <...> падают как редкие капли дождя» «Как», «как будто» — это и есть фирменный стиль Матвеевой, кочующий из одной книги в другую.

В «Лолотте» нет взлетов и падений, нет ярко выраженного трагизма или, напротив, безудержной радости. Юмор? Не трогает. Мы ведь и вслед за Кларой Новиковой не смеялись, не то, что над вариациями в ее духе.

Текстам не хватает резкости, четкости («Вздохнули львы» — это вообще какое-то несфокусированное по своему характеру повествование), психологизма, тонкости, мудрости, знания жизни в целом, а не ее внешних деталей и ненужных подробностей. Нет привычного, встречающегося на каждом шагу обыденного зла — подлости, несправедливости, предательства, или, напротив, очевидного проявления добра. Настоящих трудностей, серьезных конфликтов в мире Анны Матвеевой не встретишь. Окружающее функционирует в каком-то однотонном нравственно-безразличном регистре. То есть отсутствует то, что обычно переводит рассказы из разряда вроде бы неплохо написанных в категорию волнующих историй, о которых трудно забыть.

Забвение — ключевое слово для итоговой оценки книги Матвеевой: завершая чтение сборника, с трудом припоминаешь содержание рассказов и повестей, стоявших в самом начале. Каждая история живет только в момент прочтения.

Другие материалы автора

Сергей Морозов

​Оправдание религии

Сергей Морозов

​Человек с топором

Сергей Морозов

​За страницами семейного альбома

Сергей Морозов

​Право запрещать