18+
19.03.2020 Тексты / Рецензии

​Прочти меня, если сможешь

Текст: Вера Бройде

Иллюстрация: предоставлена ИД «Поляндрия»

О волшебной книге и ее герое в фантастической истории Хуана Вильоро пишет обозреватель Rara Avis Вера Бройде.

Вильоро, Х. Неприручённая книга / Пер. с исп.: В. Андреев; ил.: А. Ксёнз. — СПб: Поляндрия Принт, 2020. — 239 с.

Устав от чёрных буковок, похожих на жучков, которые заснули с приходом холодов и вот теперь лежат на белых отутюженных страницах, как будто на больничных простынях, устав от бледных слов и скучных предложений, избитых описаний красот или страданий, бессмысленных воззваний и плохо зашифрованных «таинственных посланий», советов и признаний, которые на вашу голову обрушивают толстые романы, как будто вы открыли шкаф со сваленными в кучу железными ведёрками и швабрами с метёлками, устав от обещаний найти внутри сокровища, ключи для понимания какого-нибудь Знания и входа в Мир Фантазий, в конце концов, вы просто спросите, зевая: «И что это за книга?». Вот-вот. А в этом-то как раз и кроется проблема! Ну, разве можно описать, что там находится, под крышкой сковородки, стоящей на огне? Сквозь маленькие дырочки струится странный запах: он кажется знакомым — и в то же время новым. Яичница с фетаксой, навеянная песнями Гомера? Дорада в остром соусе, прославленная Мелвиллом? Нежнейшее рагу из кролика с нарезанной кружочками морковкой, которую у Поттеров несносный Питер вечно воровал? А может, это... книга, которая играет в кошки-мышки? И тут вы, усмехнувшись, наверное, воскликнете: «Ну, что за неуклюжая, бредовая метафора!». А между тем — всё это, если честно, вообще-то, не метафора. Ну, то есть — не совсем. И книга, о которой ведётся разговор, на самом деле вытворяет чёрт-те что. Как Чарли Чаплин на боксёрском ринге. Как марсианин на Земле, мечтающий вернуться на «красную планету». Как психоаналитик, лелеющий надежду решить свои проблемы, выслушивая тех, кто видит в нём своё спасение от бед. Иначе говоря, она ведёт себя как человек, который страстно что-то ищет, подчас рискуя шкурой (точнее, переплётом), старается, как может, придумывает способы, которые помогут искомое найти, лукавит и хитрит, идёт на сделку с вражескими силами, решается на то, что прежде бы отверг, сражается со страхами, усталостью, кошмарами, а главное — собой: наверное, не очень-то и сильным, не очень-то и умным, не очень-то и взрослым, не очень интересным... А может, даже хуже — лишённым содержания и списка благодарностей? И что это вообще: сомнения в себе или сомнительная книга, понять которую примерно так же сложно, как прыгнуть с парашютом, влюбиться или чем-нибудь пожертвовать? Иначе говоря, примерно так же сложно, как попытаться разобраться в человеке, который кажется и близким, и далёким...

В библиотеке дяди Тито — бескрайней, как Сахара, дремучей, как Броселианд, — она жила всегда. Такая маленькая книга. В матерчатой обложке. Простая, как яйцо. И совершенно белая, как будто бы сырая. Особенная книга, которую никто на целом свете ещё не прочитал, хотя, ей-богу, очень многие пытались: сначала дядин прадед, а вслед за ним и дед, потом его отец и, наконец, он сам. Но книга никому не поддавалась: порой она скрывалась, как преступник, лежала где-то тихо месяцами, а иногда на несколько секунд высовывала нос, крутила пальцем у виска, а то и вовсе — белым задом, — конечно, лишь за тем, чтоб лишний раз напомнить о себе. По мысли дяди Тито, ей так же, как и всякой, хотелось быть прочитанной, но страх перед читателем, который, может статься, окажется мерзавцем, напыщенным болваном, бездушным скупердяем и мелочным охотником за редкими вещицами, мешает всем открыться. В конце концов, она как мы: бежит или кусается лишь потому, что просто опасается. Живёт себе и ждёт, что он когда-нибудь придёт. Её хозяин. То есть друг. Её «особенный читатель». Такой, который всё поймёт.

Когда нам больно, это значит, что боль всего лишь хочет, чтоб мы о ней узнали. У Питера Ван Хутена — любимого писателя героев Джона Грина, была на этот счёт пронзительно красивая теория, отчасти повторяющая ту, которой дядя Тито решает поделиться с Хуанито — своим племянником, приехавшим на летние каникулы в его огромный старый дом. Хотя, в отличие от Питера Ван Хутена, создавшего свой «Царственный недуг», чудаковатый дядя Тито, писать романы не умел. Зато он их читал. О, как он их читал! Смакуя, точно яства, выискивая зёрна, чтоб звонко раскусить, держа во рту слова до той поры, пока они, как шоколад, совсем уж не растают, растягивая время, подобно карамели, ну, и конечно, ни на что не отвлекаясь... Включая жизнь, идущую, как водится, всему наперекор. Пожалуй, именно оно: вот это отношение к живому — к тому, что может умереть, а также одиночество, которым он себя сознательно окутал, и диковатая привычка всё время всматриваться в лица, как будто перед ним бумажные страницы, и шуточки, которые простительны одним лишь малым детям, и пылкая манера выражаться, как персонаж комедии Ростана, — всё это словно бы даёт нам некоторое право связать его с несчастным, прекрасным и беспомощным творцом, придуманным уже давно совсем далёким автором. А впрочем, может быть, что все читающие люди похожи друг на друга — как старики, сидящие на лавочках, или орущие младенцы, бандиты или члены некой секты. Как знать... Однако правда в том, что страшная и милая, безудержно волшебная и явственно неукротимая теория, придуманная дядей Хуанито, хотя и не является научной, но почему-то подтверждается тем опытом, который поколения писателей, а также их читателей старательно копили за многие столетия. А сводится она, его безумная теория, к тому, что некой книге хочется, чтоб вы её прочли. Вы понимаете? Ей хочется, чтоб это были вы — лишь вы, не кто-нибудь другой, — поскольку только вы способны это сделать: понять её. Понять как человека. Понять настолько глубоко, настолько правильно и точно, насколько это нужно вам обоим... А впрочем, вы, конечно, в полном праве над этим посмеяться, признав простой случайностью тот факт, что маленькая книга, которая роману как раз и подарила своё имя, от всех других так долго, так упорно ускользала, пока однажды в дом ни прибыл Хуанито. Смешной и нерешительный мальчишка, мечтавший об Австралии и собственном ретривере, который будет ждать его у школы, а ночью спать с ним вместе на кровати, надёжно защищая от кошмара, что снится уже год, почти что каждой ночью. Герой, ещё тогда не знавший точно, что он и есть герой — той самой, то есть этой книги. Её рассказчик, вспоминающий о том, что с ним случилось много лет назад, когда отец ушёл, чтоб жить с другой семьёй, а мама так отчаянно скрывала, как сильно из-за этого страдала, что он готов был сделать всё на свете, чтоб только она снова улыбалась. «Читатель-принц, — как выразился дядя, — явившийся сюда за тем...» — «Да-да, — вы скажете, — мы знаем-знаем-знаем: чтоб отыскать ту самую, единственную, книгу». Всё верно. Так и есть. Хотя... Вполне возможно, что он, Хуан Вильоро — как автор этой книги, и как её герой, и как её искатель, и как её спаситель, и как её читатель — затеял всю игру, построил лабиринт и даже заморозил само время, чтоб рассказать о том, кто кем в реальности владеет, кто кому нужен и когда, как связаны между собой идеи, люди, страхи, отношения, слова — как мы живём внутри придуманных историй и как истории, однажды прорастая в нас, живут, перемещаясь между книгами.

Другие материалы автора

Вера Бройде

​Нобуко Итикава: «Люблю приврать немножко»

Вера Бройде

Александр Пиперски: «Вежливость — в выборе местоимений»

Вера Бройде

​Йессика Баб Бунде: «Историю творят причины»

Вера Бройде

​За витриной магазина