«Почаще смотреть на небо и улыбаться...»
Текст: Татьяна Печегина
Фотография: из архива автора
Театральный критик Татьяна Печегина рассказывает о «Небесном Стокгольме» Олега Нестерова.
Я не жила в 60-е. Не могу сказать, что особо интересовалась ими — по крайней мере, до такой степени, чтобы написать об этом статью. Но один из любимых Художников написал не то, что статью, а целую книгу. Снял четыре фильма — в одном спектакле. Создал удивительно прозрачную музыку и масштабный, объемный, наполненный смыслами мультиплатформенный проект «Из жизни планет». И эта история начала раскручиваться в обратном порядке. Или как раз в правильном — точно определить невозможно, ведь создание книги охватило рождение «планетарного» проекта со всех сторон — прошлого и будущего, замкнув в кольцо.
Почему захотелось прочитать именно эту книгу? Может, потому, что «мои герои» в искусстве — почти сплошь так называемые шестидесятники. А, может, потому, что спектакль и музыка родили не просто вдохновение — они родили желание познания — пожалуй, самое важное из того, что является следствием вдохновения и очарования — яркой творческой личностью, произведением искусства, собственным изменением, продиктованным этим произведением. Жажда познания привела к книжной полке — а потом и к желанию рассказать о том новом, что подарила книга. Есть моменты, когда сухой аналитике предпочитаешь сознательное погружение в атмосферу и ощущения . Это зачастую позволяет выигрывать.
Зрелый музыкант не боится тишины
«Небесный Стокгольм» не из тех книг, которые «глотают» за вечер. Она сама вынуждает читать ее долго, вдумчиво, и это хорошо — легкого чтива и без того предостаточно. А такого, которое само задает темпоритм общения с ним, все меньше и меньше. «Зрелый музыкант не боится тишины», — говорит в интервью Нестеров. Зрелый же автор не боится того, что его произведение не проглотят за вечер и взахлеб. Главное — то, что между слов. А между слов в данном случае — тишина и воздух. И возможность задуматься.
Входить в чтение сложно — незнакомая эпоха, непростой текст. А потом вдруг начинаешь замечать очень похожие на сегодняшние реалии, знакомые (и знаковые) моменты. Горько усмехаешься, читая про государственную пропаганду («При желании с нами очень легко работать — вбросил то, что нужно, и страна в коме»), — или радостно улыбаешься, встретив на страницах ансамбль электромузыкальных инструментов Мещерина, возрожденный из прошлого в начале 2000-х Нестеровскими «Снегирями» и заслушанный тогда же «до дыр». А вот грустно или радостно усмехаешься, совпав с автором в прямых отсылках к «Понедельник начинается в субботу» и «Трудно быть богом» Стругацких, применительно ко времени. Потому, что актуальность этих произведений не теряется с годами — и это как раз не всегда повод для радости.
Незаметно роман затягивает, начинаешь поглощать страницы, чувствуя себя уже там — на тех улицах и кухнях, в тех пирожковых и пельменных, где обсуждались частные истории и глобальные проблемы человечества, где возникали и разрушались отношения — и всё в течение часа, выделенного на обеденный перерыв. В кафе-мороженое, вечерами превращающемся в джаз-клуб «для своих». Вот — ключевое слово найдено — книга дает возможность почувствовать себя своим в ту эпоху. В эпоху, которую большинство читателей уже не застали или застали совсем детьми, как автор. Путешествия во времени существуют (спасибо, доктор Браун!). Путешествием во времени в собственное детство, когда, несмотря на то, что всё сложно — всё одновременно просто и всё получается, стала эта книга и для Олега Нестерова. Точно так же, как посвящением детству и родителям стал проект «Из жизни планет», частью которого является роман. Бывает, что произведение рождается из невозможности не творить. Это — как раз тот случай. Случай, когда главное — просто почаще класть пальцы на струны (или на клавиши... очень хотелось написать «печатной машинки»).
Момент резкой переоценки и осознания в рамках одной книги
Есть ощущение, что последующие тиражи романа нужно печатать с чистыми листами для заметок — хочется фиксировать ощущения. Например, то, насколько реальной становится Москва 60-х во время прочтения — когда объявление в общественном транспорте «Следующая — Площадь Дзержинского, конечная» рисует в голове давние и не хоженые в реальности маршруты. Или когда запись позывных радиостанции «Маяк» происходит при тебе, — и теперь совершенно точно их звучание будет восприниматься более «своим». А еще хочется зафиксировать буквально физическое ощущение потери —как процесса и своего в нём участия, когда вместе с героями теряешь и не знаешь, как удержать. Ощущение ухода прежней жизни в прошлое. Момент резкой переоценки и осознания в рамках одной книги.
А все-таки о чем же роман? О недавних выпускниках, пришедших работать на огромную машину госпропаганды и контроля умонастроений. О «группе по анекдотам», отслеживающей и нейтрализующей неудобные и опасные настроения в обществе, — специальном отделе КГБ, благодаря работе которого мы знаем, что армянское радио не имеет частоты вещания, а удачные темы анекдотов имеют способность к саморазвитию. О том, как всё меняется.
Олег Нестеров написал о советских 60-х художественный роман, более, чем наполовину состоящий из документальных фактов. Поэтому определить формат сложно — да и не стоит, ведь «определить — значит ограничить» (О. Уайльд). В абсолютно художественную, лирическую и человеческую историю группы друзей — и одного из них, ведущая роль которого в процессе повествования раскрывается не сразу, — вошли вполне реальные и знаковые для российской истории персоны. От первого российского электрогитариста-экспериментатора Юрия Мухина — и до главного «символа оттепели» Никиты Хрущева, роль «вдохновляющего управления» которого Нестеров видит одной из ключевых в мощных достижениях тех лет. К слову, для максимально точного понимания и отображения Хрущевского видения развития страны автор проработал массу литературы и даже летал в США для встречи с сыном Никиты Сергеевича. От поющего на кухне молодого Владимира Высоцкого — до академика Сахарова, работающего над ядерным щитом страны и одного из немногих, кто осознаёт всю опасность «игр» такого порядка. Артисты, музыканты, ученые, политики, экономисты — все те, кто определял атмосферу советских 60-х, благодаря которым ее помнят именно такой, какой помнят. С плюсами и минусами, с вечным столкновением идеальной и реальной систем мироустройства.
...всё будет правильно, на этом построен мир!
Нестеровский лирический герой, мечтающий о гуманистических идеалах, вряд ли существовал на самом деле именно таким, каким он написан автором, — но, очевидно, его черты присутствовали в разной концентрации во многих молодых и по-хорошему упёртых людях, не пожелавших принять начавшееся в конце 60-х движение от живого к неживому.
Впрочем, об этом вы прочитаете и так. Мне же хочется зафиксировать воздух (хотя, как его можно зафиксировать?), наполняющий текст. Воздух времени, воздух эпохи. Эпохи, в которую, несмотря на «агрессивность империи», человеческая солидарность пришла на смену утверждению «человек человеку волк». Эпохи, когда любили проще, и всё получалось. Хотя и получилось далеко не все — такой вот парадокс. Эпохи попыток создания идеального общества (а иначе — гибель человечества!) — того самого Небесного Стокгольма, вынесенного в заглавие.
Как показывает практика, идеал всегда недостижим. И к гибели человечества это не привело, хотя, конечно, оно к ней отчаянно стремится. Но пока есть Художники, генерирующие свет, — в слове, музыке, искусстве вообще, — «всё будет правильно, на этом построен мир!».
Важно создать устойчивое поле для вдохновения, — говорит один из героев романа. Важно создать его и для читателя — продолжу эти слова. В данном случае — получилось.
Поэтому...
Прощай, Небесный Стокгольм.
Здравствуй, «Небесный Стокгольм»!