Возможны ли ростки джаза в детской литературе? — вопрос закономерный. Ведь такое колоссальное явление, как джаз, проникло во все сферы массового и элитарного искусства. Оно обязано было наложить отпечаток на тексты, обращенные к самой внушаемой и непредвзятой публике — детям. Мысль о влиянии джаза на детское чтение показалась мне любопытной.

Свои поиски я начала с популярной американской детской литературы начала ХХ века, отмеченной критиками. И довольно быстро поняла, что развитие джазовой музыки, подарившее чернокожим артистам и музыкантам возможность в полную силу заявить о себе, не коснулось литературы. Она по-прежнему оставалась бастионом, обороняемым белым мужским большинством. На то время не было ни одной детской книги, написанной афроамериканцами, ни одной книги, обращавшейся к культурному коду подрастающего темнокожего поколения в США.

И все же достаточно было взглянуть на 1920 годы, по праву считающиеся «золотым веком» джаза, чтобы понять — вот она, точка выхода на литературные подмостки. В это время центры джазовой активности формируются на севере Америки: в Чикаго и Нью-йорком Гарлеме. Гарлем — молодой и полностью негритянский район «Большого яблока», чья концентрированная культурная жизнь дала начало явлению, навсегда изменившему ландшафт американского искусства.

Оно получило громкое и не совсем точное название Гарлемское возрождение. Громкое, потому что дает понять его значение для переосмысления афроамериканской культуры вообще. Неточное, потому что происходящее по сути являлось «рождением», ведь до этого времени у темнокожих ученых и людей искусства не было возможности работать столь активно и продуктивно. Условный ренессанс обернулся настоящим культурным взрывом негритянской мысли в Америке.

Разумеется, возрождение стартовало не только на джазовом топливе, но отрицать его значение в выведении негритянского искусства на новый уровень, было бы не справедливым. Проникновение джаза в сферу высокой культуры и внимание к личностям музыкантов питали интерес белых американцев к богатому наследию чернокожих. Сегодня же исследователи сходятся на том, что всплеск в литературе, изобразительном искусстве и музыке способствовал росту социально-политического движения по защите прав цветного населения. Это тот случай, когда «золотой век» искусств пробуждает к жизни фундаментальные общественные изменения.

Музыкантам из Гарлема отвели особую роль еще и потому, что джаз помог объединить разные слои общества. Гарлемская фортепианная школа с собственным знаменитым стилем страйд ввела фортепиано, а с ним и средний класс, в поле зрения джаза. Духовые инструменты традиционно ассоциировались с менее обеспеченными слоями населения, тогда как фортепиано считалось элитарным. Сочетание этих инструментов стало символом общественных изменений. Это было время, когда музыка приобрела социальное влияние, а разные сферы искусства взаимно усиливались. Появилась уникальная историческая возможность проявить смелость художественных решений, реализовать прежде сдерживаемый творческий потенциал афроамериканского населения.

В унисон с музыкальным бумом в молодом и активном «черном» районе Нью-Йорка того времени, литература тоже подняла голову, а вместе с тем появились и мысли о том, что растет поколение детей, которому нужны книги, отражающие новую постоянно меняющуюся реальность. Так Гарлемское возрождение пришло в литературу. А в детскую литературу самым доступным для масс способом — через периодические издания.

В 1920 году вышел в свет первый номер журнала для афроамериканских детей и молодежи The Brownies' Book. Его главным редактором стал Уильям Эдуард Бёркхардт Дюбуа. Именно ему, известнейшему социологу, писателю и общественному деятелю, одному из виднейших идеологов движения за права темнокожих, пришла в голову мысль о том, что дети нуждаются в особой литературе, которая станет проводником по проблемным вопросам того времени. Рядом со стихами, рассказами и юмористическими историями в журнале размещались статьи о судах Линча и других случаях насилия над черными. Это делалось не для того, чтобы шокировать детей, а наоборот для того, чтобы правдиво объяснить происходящее и не оставлять темнокожих детей один на один с расистской интерпретацией происшествий в «белой прессе».

Дюбуа предвосхитил выход журнала манифестом, в котором провозгласил основные задачи детского издания. Он хотел объяснить темнокожим детям, что быть «черным» — нормально и прекрасно. Хотел познакомить их с историей и достижениями негритянской культуры; рассказать про выходцев из среды, ставших успешными, полезными и знаменитыми людьми; обучить следующее поколение кодексу чести в отношениях с белыми сверстниками; показать, как обращать обиды и неудачи в топливо для амбициозности, честолюбия; напомнить о любви к своим корням и собратьям; показать, наконец, какие есть радости в жизни, и ради чего стоит жить. Эти задачи он обозначил в редакторской колонке октябрьского журнала Crisis за 1919 год, где объявил о запуске отдельного проекта, адресованного детям.

Как видно, Дюбуа не собирался отделять этическое воспитание от эстетического. Для литераторов Гарлемского возрождения это был путь в равной степени художественного и политического высказывания. Правда, сегодня, когда равноправие стало нормой, особенно заметно, что расцвет мысли темнокожих интеллектуалов проходил в парниковых условиях. Они во многом зависели от доброй воли белых владельцев издательств, периодики, типографий. Их деятельность строго ограничивал «стеклянный потолок» в глубоко сегрегированном обществе — расовая дискриминация сохранялась и процветала. И успех распространения идей чернокожих авторов напрямую зависел от благоволения и заинтересованности лидеров общественного мнения из числа белого большинства.

Здесь можно провести параллель между литературой и музыкой. Двойственное положение темнокожей элиты хорошо видно на примере работы джаз-клубов в Гарлеме. Когда лучшие заведения со знаменитыми коллективами, полностью состоящими из темнокожих музыкантов, выступали в основном перед белой аудиторией, и подобное внимание белой публики могло служить мерилом успеха джаз-бэнда. «Черная» культура оставалась на положении младшего брата, находящегося на попечении старшего.

Особенностью развития детской литературы этого периода было то, что детских писателей не появилось, а «взрослые» авторы «спускались» к детям. И делалось это с обязательной оговоркой того, насколько важно воспитание нового поколения темнокожих детей в атмосфере достоинства и уважения к своему цвету кожи. Пристальное внимание видно и потому, что зачастую сразу несколько заметных авторов объединялись, чтобы написать тексты, адресованные детям. Один из самых значительных примеров — повесть Popo and Fifina (Macmillan, 1932), написанная видными деятелями Гарлемского возрождения поэтами Арна Бонтемом и Лангстоном Хьюзом (прозванного первооткрывателем «джазовой поэзии»). Ее главные герои Попо и Фифина переезжают с родителями в городок на побережье, где дети ведут пасторальный образ жизни, наполняя свои дни живописными и умиротворяющими делами и приключениями. Лиризм и по-домашнему уютную атмосферу книги высоко оценили критики (белые критики из The New York Times), выдвинув предложение, что стоит и впредь создание детских книг доверять талантливым поэтам.

И все же при всех ярких примерах прозы, затрагивающей общечеловеческие темы, сложно не заметить, что выделялись идея и ориентация на искусство как двигатель социальных изменений. Что во многом перекликается с происходящим в эти же годы в СССР. Создание новой литературы стало способом воспитания людей «новой формации». В стране Октябрьской революции это не только получило иные возможности, но и стало одной из важных идеологических задач. В стране же победившего капитализма появление «новых негров» (идея их воспитания, популяризировалась участниками Гарлемского возрождения) было отложено. Начавшаяся в 1930 Великая депрессия переключила фокус белого населения с проблем угнетаемых негров на собственное резкое обеднение. Это положило конец культурному расцвету и дало понять, что цветное население могло бороться за свои права, только пока ему это разрешали влиятельные представители доминирующего большинства.

Однако благодатная почва дала свои плоды. Депрессия, Вторая мировая война, сложности послевоенного периода только отложили на время решение расового вопроса, но не перечеркнули его. Многие идеи Гарлемского возрождения — уважение к корням, историческая гордость, стремление к полному равноправию, а не протекционизму со стороны белых — снова сделались актуальными в период Движения за гражданские права чернокожих в 1950-1960 годы.

Исследователь афроамериканской детской литературы Кэтрин Кэпшоу Смит в своей книге Children's Literature of Harlem Renaissance (Indiana University Press, 2006) выделяет появление The Brownie's Book как отправную точку развития темы детства в работах темнокожих писателей. А в качестве финального аккорда называет — книгу темнокожего автора Арны Бонтема Lonesome Boy (Houghton Mifflin, 1954). Символично, что она вышла в 1954 году, в это же время Верховный суд США принял историческое решение по делу «Браун против Совета по образованию» (Оливер Браун требовал разрешить своей дочери посещать школу для белых) и определил разделение школ по расовому признаку как незаконное.

В самой повести можно разглядеть дополнительный символизм. В ней рассказывается о маленьком одаренном музыканте, который отправляется в Новый Орлеан искать место своему таланту. Однако после череды взлетов, не подаривших счастья, понимает справедливость услышанных в далеком прошлом наставлений деда: сперва надо наладить отношения с людьми, а потом уже — с музыкой. Эту мысль, похожую на цитату из притчи, с легкостью можно приложить к истории всего Гарлемского возрождения. По свидетельствам исследователей первый вариант сказки Бонтем написал еще в 1930-е годы. Великая депрессия тогда уже прервала культурный взлет, книгу не опубликовали, сам автор уехал из Гарлема в поисках работы и куска хлеба. Двадцатью годами позже новое рождение истории пришлось к месту и ко времени.

Оглядываясь на крупные исторические события и учитывая преемственность прогрессивных идей, хочется отметить один факт, который мне представляется едва ли не самым символичным и значимым из всех описанных. В 1923 году в Гарлеме родился мальчик по имени Эшли Брайан. На него с раннего детства оказывала влияние кипучая жизнь «ревущих двадцатых» и, конечно же, повлияли витавшие в воздухе идеи небывалых свобод. Эшли Брайан вырос и стал первым чернокожим автором, опубликовавшим детскую книгу (картинки он тоже нарисовал сам).

Она вышла в 1962 году. Через сорок лет после событий Гарлемского возрождения. В том, что это отчасти его заслуга, не оставляют сомнения слова самого писателя, вспоминающего детство как годы, наполненные искусством и музыкой. В автобиографии Words to My Life's Song (Atheneum Books for Young Readers, 2009) Брайан так отозвался об истории своего успеха: «Я никогда не сдавался. Талантливых было много, но они пасовали. Уходили. Хлебнув происходящее тогда в мире, просто сдавались». Интересно, что в этом же 1962 году была издана книга белого автора и иллюстратора Эзры Джека Китса The Snowy Day (Viking Press), героем стал чернокожий мальчик. Что еще любопытнее: в 1963 году она получила престижную американскую премию Медаль Кальдекотта, чем вызвала большой общественный резонанс, разумеется, из-за цвета кожи персонажа. А уже через 13 лет в 1976 году семейная пара Лео и Дайан Диллон получили Медаль Кальдекотта и стали первыми афроамериканцами, удостоившимися такой высокой официальной награды.

Кажется, что события, взятые в таком узком ракурсе, далеки от нас и по времени, и по актуальности проблем. Но они настолько своеобразны и удивительно закручиваются в исторической перспективе, что не могут не вызывать восхищения. В этом взаимопроникновении музыки, литературы, общественных идей, политики, протеста и творчества, а также в том, какими хитрыми путями рождалось одно из самых мощных движений ХХ века, можно усмотреть по-настоящему вдохновляющий и оптимистичный пример. Когда в обществе появляются важные идеи, найдется способ их высказать. Если не открыто, то со сцены, в книгах и музыке.