18+
11.06.2020 Тексты / Статьи

​Держись, ёжик

Текст: Вера Бройде

Фотография: предоставлена ИД Albus corvus

О несказочной карте нашего мира и «зверином» преступлении в книге Жана-Клода Мурлева пишет обозреватель Rara Avis Вера Бройде.

Мурлева Ж.-К. Джефферсон. / Пер. с фр. Н. Бунтман; худ. В. Попова. — М.: Белая ворона / Albus corvus, 2020. — 199 с.

К тому, что звери говорят, к тому, что носят джинсы, ботинки «Челси» и плащи, к тому, что соревнуются в искусстве запекания картошки и водят старые «Пежо», стригутся в парикмахерских, заказывают книжки, к тому, что ходят в бары, танцуют и флиртуют, срываются на близких, краснеют от стыда, к тому, что хвалятся покупками, сморкаются в бумажные платочки, строчат друг другу эсэмэски и слушают по радио программы об искусстве, — привыкнуть, в общем, можно. И Джоель Харрис — то есть дядя Римус, и Роальд Даль — точнее, бесподобный мистер Лис, и все-все-все соседи миссис Поттер как будто приучили нас к себе, а заодно к тому, чтоб мы про них не забывали: не в смысле — помогали, а в смысле — не мешали. Поэтому, наверно, открыв звериную новеллу, мы искренне считаем, что, в принципе, готовы. Готовы к тайной жизни, похожей на свою, когда она проходит так же мирно, и к этим славным играм, вечерним чаепитиям под кроной белой ивы, беседам по душам, забавным приключениям и прочим сказочным вещам. Но только не к тому, что Джефферсон Бушар — добрейший в мире ёж, решивший этим утром чуть-чуть подрезать хохолок, — застанет парикмахера лежащим в луже крови на шахматном полу, а старая коза, открыв со сна глаза, заблеет с перепугу: «Уаааа! Уаааа! Уаааа! Скорее! Все сюда! Смотрите же, смотрите! Вот этот ёж убил беднягу барсука!». Конечно, честный Джефферсон, который бы и мухи не обидел, к такому повороту в своей спокойной жизни был совершенно не готов. Но дикость ситуации и прелесть этой книги отнюдь не в том, готов ли был к подобному её чудно́й герой, а в том, что мы, прижав ко рту дрожащую ладонь, бормочем: «Боже мой», не сразу осознав, что всё по-настоящему, по-взрослому, паршиво; что если мир зверей похож на мир людей, то странно было бы его воображать без этого кошмара; и что, в конце концов, приходится признать: мы только хорохорились, хотя, на самом деле, к такому были вовсе не готовы.

На ум приходят «Ветер в ивах» и «Зверский детектив», которые лукавый, то грустный, то весёлый, но неизменно храбрый Мурлева как будто скрещивает с жизнью, что видит из окна. Хотя в его истории, в отличие от книг, что написали Кеннет Грэм и Анна Старобинец, присутствие людей не менее реально, чем ёжик ростом с пуму, который смотрит в зеркало и думает о том, что брюшко у него заметно выпирает, как будто он не ёж, а самый настоящий Пуаро, и что пора, наверное, совсем уже покончить со сдобными печеньями, а может, просто взять — и не застёгивать пиджак: тогда почти не видно...

В их нежных пятачках, в покрытых жёсткой шерстью мордах, в ушах, спадающих до плеч, и бархатных носах, в дрожащих, как желе, коричневых глазах, в торчащих, словно трубы, взъерошенных хвостах, в закрученных спиральками рогах, в широких жёлтых клювах, в манере сусликом стоять на задних лапках, и слушать мир, крутя мохнатой головой, в очаровательных привычках, в повадках и стремлениях, — во всём, что составляет их портрет, читаются те линии и точки, те качества и свойства, которые нам кажутся не только жутко милыми, но запредельно близкими... И вместе с тем, «рисуя» их такими — до невозможности живыми — французский классик словно ластиком стирает ту черту, что отделяет нас от них: как будто это линия на карте, граница между странами, через которую без документов не пройти — и, нет, не в переносном, а в самом что ни есть буквальном смысле! Ведь мир тут, как и в этой — ну, то есть нашей жизни, вполне разумно разделён на всеми признанные страны. В одной живут ежи, а также барсуки, кудрявые бараны и разные козлы, большие семьи кроликов и курицы-наседки, без умолку болтающие белки и свинки розового цвета, а также доги, лисы, лошади, коты — ну, в общем, все-все-все. А вот в другой стране живут «они» — разумные животные, которые способны строить башни до луны, трёхпалубные корабли и словно бы воздушные, ажурные мосты, умеют так закручивать мячи, чтоб те у них не падали, держась на пальце лишь одной руки, умеют рисовать удавов и барашков, слонов, накрытых шляпами, и самые обычные коробки, снимать комедии и фильмы о природе, писать прозрачные стихи и сочинять рассказы и романы, которые нельзя оставить даже на ночь. Умеют, наконец, быть милыми, как звери, и добрыми к живущим вместе с ними собакам и котам, которых они кормят и чешут за ушами, похлопывают ласково по пузу и бокам, шепча какие-то невнятные, но, без сомнения, приятные слова. Конечно, «эти» звери — совсем не те, что «наши», и всё же они чувствуют, что с ними обращаются неплохо потому, что не считают себе ровней. Что же касается людей, то в их повадках, с точки зрения туристов, нередко приезжающих на пару дней, чтобы развлечься, сходить в музей или купить магнит на холодильник, — как будто бы сквозит какое-то промозглое, прохладное и подлое высокомерие. Наверное, оно у них является врождённым. Как цвет ресниц и форма носа. Как хрюканье от счастья. Или скулёж от боли. Как острое желание съесть маффины с черникой и выпить чашку шоколада... А впрочем, «эти люди» — вообще-то, ничего: ведут себя пристойно и выглядят, как надо, довольно аккуратно, хотя местами странно, работают весь день, а вечером гуляют, поют или играют, пьют пиво или, чавкая, заглатывают ужин из всяких там зверей, которых они раньше загубили...

Джефферсон Бушар — всего лишь робкий ёж, и он не чувствует себя таким же смелым и крутым, как Бонд и Лара Крофт

Судить о людях свысока, наверное, нельзя. Нечестно это. Гадко. Несправедливо как-то. Особенно в ту горестную пору, когда тебе приходится бежать из собственного дома, из собственной страны, где все убеждены, что «кровожадное чудовище», виновное в убийстве барсука, никто иной, как ты. Ну, а с другого края — страна людей, к которой тянутся кровавые следы... Ведь вы же понимаете, что никакая тёлка, овца или коза такое преступление не стали б совершать; что это было дело рук, а не копыт, не лап, не крыльев; и что найти убийцу ежу теперь придётся самому. Ну, прямо как в шпионских детективах, которые он, помнится, устроившись под тёплым-тёплым пледом, с печеньем и ромашковым настоем, с такой нескромной жадностью читал! Загвоздка, правда, в том, что Джефферсон Бушар — всего лишь робкий ёж, и он не чувствует себя таким же смелым и крутым, как Бонд и Лара Крофт, которые всегда спасали целый мир, а не свою так называемую шкуру, и не тряслись, не ёжились от страха, а просто жали на курок, каким-то чудом успевая вставить между залпами по три-четыре шуточные фразы... Но, может, в этом-то и суть? Он слишком отличается от них — героев, популярных у людей, которые шутя громят витрины и машины, не плачут из-за чьей-то смерти и в одиночку расправляются со всякими злодеями. Тогда как, если честно — взаправду, в «этой» жизни, а не в кино и книгах — никто один не справится с такой большой проблемой, как та, из-за которой убили барсука и навсегда его, несчастного ежа, лишили прежней жизни. Ведь старый парикмахер, заколотый в «Чик-чике», тайком, почти как Зорро, как Бэтмен или Шиндлер, сражался за права таких же, в сущности, как он, — глазастых, шерстяных, хвостатых, маленьких, больших, неловких, неуклюжих, весёлых и живых, ещё не ставших стейками животных. Уж он-то знал, что кролики и свиньи, что овцы и коровы, которых, как преступников, дубася что есть мочи, запихивали в бойни, — умели чувствовать: и страх, и боль, и мрак, — и понимали, что такое быть семьёй, что значит, потерять своих друзей, родителей, детей. В конце концов, он, как и все его сограждане, от этих «жалких тварей» серьёзно отличался только тем, что был способен говорить. За что и поплатился.

«Географ» и «зоолог», читатель и психолог, большой шутник и Человек, ребёнок и волшебник, художник и философ — всё это Мурлева, решивший рассказать немыслимо весёлую историю об очень страшном мире, который мы построили. Но вы, возможно, скажете, что «мы» — отнюдь не все, что много и других, что звери тоже нападают, что вредно обобщать, что надо разделять, — и будете не так уж и не правы. Ведь это разделение, придуманное автором, не то чтобы условность, но призрачный намёк на ещё более запутанную карту того реального, не сказочного, мира, в котором мы живём. В конце концов, границы пролегают не только между странами: внутри одной страны — страны людей — есть скрытые границы, которые, однако, играют ту же роль, что и привычные, проложенные государственной рукой, и охраняются они с таким же точно рвением, с таким же убеждением, с оружием в руках. Что же до тех, кто их не видит, то ими могут быть не только люди, но и звери — все жители земли, прикрывшие, по Мурлева, свои глаза тяжёлыми, как будто металлическими шторами.

Другие материалы автора

Вера Бройде

​Нобуко Итикава: «Люблю приврать немножко»

Вера Бройде

Александр Пиперски: «Вежливость — в выборе местоимений»

Вера Бройде

​Йессика Баб Бунде: «Историю творят причины»

Вера Бройде

​Кто — ты — будешь — такой