18+
11.03.2021 Тексты / Рецензии

Тщеславие в сиропе

Текст: Вера Бройде

Обложка: Предоставлена ИД КомпасГид

Об истории аргентинских Ромео и Джульетты, которые не очень-то Ромео и Джульетта, пишет Вера Бройде.

Феррари А. Кофе без молока / Пер. с исп. Т. Родименко; худож. Е. Тихова. — М.: КомпасГид, 2021. — 136 с.

Печальная история с глазами как черничный мармелад снимает шляпу, нервно мнет ее в руках и робко смотрит на собравшихся послушать... Да ладно вам! Она же интриганка! Таких пронырливых особ еще, ей-богу, поискать! И шляпа, между прочим, не дешевка: вы что же, не успели разглядеть, какой там ярлычок белеет на подкладке? Глаза — сомнений нет — подведены. А поза, а движения, а голос, а прическа — да это же ведь чистое притворство! Ей просто неразумно доверять: едва родившись, приступает к мятежу. А как еще назвать подпольную войну, в которую история обычно втягивает СМИ и тех, кто ест на завтрак, на полдник и на ужин — помимо чипсов с перцем и сладких слоек с маслом — кило-другое свежих новостей, кто страстно любит сказки — но чтобы поновей, и жаждет сочных фактов, шокирующих признаний и правды — «только ПРАВДЫ» — без примесей, красителей и вредных консервантов? В конце концов, истории как люди: используют рассказчиков, мечтающих о том, чтобы потом о них кому-нибудь поведать. Но, слава богу, и рассказчики — не то что бы слегка, не причиняя грубого вреда — почти всегда используют людей: и взрослых, и детей, пришедших к ним за порцией тяжелых или добрых, горячих или пряных новостей. А дети или взрослые (когда им повезет) с невинной радостью используют предлог беседы с настоящим (надменным и нахальным, но, в принципе, нормальным, не злобным, а наивным) тщеславным журналистом — и вроде бы случайно, но крайне аккуратно, делясь «своей» историей, в ней оставляют след. Едва заметный. Или нет. Возможно, несколько следов — весьма расплывчатых или, напротив, четких, округлых и фигурных, ажурных и простых, забавных и больших... Ну, в общем, самых разных — сугубо уникальных. А что в итоге выйдет? А выйдет, очевидно, чудесная картина: масштабная и пестрая, трагически смешная, дырявая, крикливая и до смерти живая. А главное, что эти — и взрослые, и дети, участники, свидетели, прохожие, соседи, читатели и зрители, — приблизившись вплотную, себя на ней узнают. Ну, как же не узнать! Они и мы — похожи. Как правда — и мечта. Как дело — и слова. Как запись камеры слежения — и наше представление о тайной жизни буйного кота. Как черный кофе — и вода. Приравнивать их было бы, естественно, по-детски, но если по-другому как будто и нельзя, то можно ведь, наверно, ну, можно же, ну да?

Та повесть, что печальнее на свете не найти, сложилась чуть южнее, чуть западнее Мантуи с Вероной. «А если поточнее?» — воскликнет кто-то так, как будто это важно. А если поточнее, то в северном районе столицы Аргентины. И тот, кто знает «все», довольно промычит: «В Буэнос-Айресе, наверно». Точнее и не скажешь! Ромео и Джульетта там жили прямо с детства, хотя, вообще-то... если честно...то звали их не так. Ромео был Марсело, а вот Джульетта — Карлой. Но тут в беседу снова, конечно, кто-то встрянет: «А разве дело в этом? Оно же ведь в другом». А именно? «Ну, как же! — в сердцах ответит тот, что держит тремя пальцами не сочный бутерброд, а толстый том со всеми пьесами Шекспира. — Подростки были страстно, безумно и опасно друг в друга влюблены!». "По крайней мере, так считали очевидцы, — поправит книгочея любитель уточнять. «Хотя, вполне возможно, не все из очевидцев их знали хорошо — ну, то есть... то есть лично, — резонно возразит любитель возражать. И та чувствительная дама, что в него тайно влюблена, его, естественно, поддержит: «Да и понять ведь, между нами, такое чувство удается нелегко. Ну, как его определить? Вот вы, к примеру, знаете?». И вы, смущенно скажете: «А что если спросить?». «Спросить? Да вы смеетесь! — заметит третий лишний. — Кто станет отвечать? К тому же, это самое, не очень-то красиво выведывать у мальчика, купившего два кофе, влюблен ли он в ту девочку, с которой они сели у окна». «Допустим. Ну а семьи? — поднимут голос семьи — не эти, а другие. — Что думали они? Мы искренне надеемся, ужасно враждовали?». «О, да — ну, разумеется, их семьи были в ссоре — довольно неприятной и очень-очень старой, — протянет как-то медленно, не очень-то уверенно какой-то местный старожил. — Но, знаете, за давностью события... родные их, признаться, поостыли... Они, вы не поверите, не очень точно помнили, что именно случилось... Ну, вроде, что-то было, а что — поди узнай...». «И ненависти не было? И яростных проклятий? И даже плана мести?» — невольно ужаснутся приверженцы суровой красоты. Увы, увы, увы. «А кто же в таком случае мешал большой любви?», — ехидно спросит критик. Любви? Какой любви? «Да той же вот любви, из-за которой дети залезли на карниз и, если бы ни медики, спасатели, пожарные, то спрыгнули бы вниз, с такой-то высоты, убились бы, как эти... Как эти... Как же их?». «Ромео и Джульетта», — шепнет на ухо мальчик и странно улыбнется, кому-то подмигнув. И тут вы робко спросите: «Позвольте, так они... Они, выходит, живы? Но если так, то можно же все выяснить у них! Кто лучше, чем они — чем дети, тут ответит? Никто же этой правды не знает, как они!». Повиснет тишина, и вы на миг решите: «Они, наверно, думают, как слепы все мы были и как же это мило, как вовремя, как правильно, что вот, нашелся кто-то, раскрывший нам глаза, всего лишь ляпнув правду — о том, что мы забыли, что правда нам нужна, что именно она нам, собственно, нужна». Но миг пройдет, наступит новый, за ним еще, еще, еще — и вы в конце концов поймете, что ляпнули не правду, а каплю майонеза, скатившуюся кубарем с прославленного сэндвича хозяйки этой лавки.

Задолго до событий, имевших место в городе, до всей этой истории про «жгучую любовь», про подвиги котов, про шумный хор нестройных голосов («Да дайте же мне слово!» — «И мне!» — «И мне!» — «И мне!»), задолго до создания романов, а также сказок и новелл, Феррари, было дело, придумывала темы в журнале El Porteño, вела свою колонку десяток с лишним лет, работала в одной из самых прогрессивных, критически настроенных газет, изъездила полмира, родную Аргентину, взяла три сотни интервью у тех людей, которые ей были интересны, поскольку знали что-то, что, кроме них, не знал никто, — и собирала, по крупицам, вещество, которое позднее связало все в одно. Кусочки той реальности, которая пугается, кусается, ворчит, которая играет, смеется, надувает, которая сидит, за всеми наблюдая, и что-то в свой блокнот стремительно строчит, а также зарисовки из жизни по соседству, обрывки разговоров и радиодетали, подробности ошибок, эссенции желаний, экстракты заблуждений, флюиды представлений и сыворотка правды — таков его состав. И если пить не быстро, цедить слова сквозь зубы, то станет очевидно, что всякая история обычно не нова, и значит, не она должна вести туда, где в качестве награды вас ждет стаканчик с кофе. И правда не в истории, а в том, какую форму ей выбрала Феррари, стоящая вот тут же, среди своих героев, которых ей не хочется учить друг друга слушать, не хочется наказывать, как будто она бог, не хочется судить за склонность привирать и множить чью-то ложь, ее передавая, бездумно повторяя. Поскольку она знает, чего им не хватает: немножечко внимания и чуточку признания, щепотку уважения и чувства сопричастности, а также, если можно, один стаканчик кофе — и будьте так добры, без молока. Когда он вот такой — не сладкий, горьковатый, без приторной тоски и плотной пышной пены молочного тщеславия, то пьешь его, и кажется, что вкус и вправду взрослый.

Другие материалы автора

Вера Бройде

Прямая речка

Вера Бройде

Динозавров не дразнить

Вера Бройде

​Игра на выживание

Вера Бройде

И мыши зелёные для красоты