Как пёс возвращается на блевотину свою, так глупый повторяет глупость свою.

Притчи 26:11

Чем сетевой спор отличается от обычного или, скажем, от защиты диссертации и судебного заседания? При всех понятных различиях у них есть одно важное сходство (речь идёт об открытых судебных процессах и «открытых» диссертациях): это как бы международная апробация. В случае двух сетевых спорщиков происходит состязание, а состязательность обвинения и защиты — одна из важнейших категорий судопроизводства. И та и другая сторона доказывает свою правоту. Нет, можно не доказывать, сэкономить на аргументации, но тогда в публичном заседании публике будет видно, кто слабее, а кто сильнее. Публичность — это очень важное качество сетевого спора, более того, его можно сохранить (при некоторой боязни зачистки) или дать на него ссылку.

Я вовсе не думаю, что сетевые обсуждения априори ценны — они ценны ровно в той же степени, что и всякие дискуссии. Соберутся напыщенные дураки, так и останутся их слова словами напыщенных дураков — и не более того. Редко бывает иначе. Но ещё одно сходство srach и судебного заседания в том, что их не так просто прервать одной из состязающейся сторон. Это судья может завершить (или отложить) слушания, а вот подсудимому сложно забиться в клетке раненой птицей, закричать, что все собравшиеся свиньи, и тем самым прекратить дело. Нет, закричать-то он может, но эффект от этого не так чтобы большой, и на результат слушаний влияет дурно.

Есть и другое свойство сетевого флейма, сближающее его с просмотром сериала. Многим людям его психологически тяжело закончить. Очень хочется оставить последнее слово за собой. Для иллюстрации этого хорошо подходит фраза из Второго послания апостола Петра: «Но с ними случается по верной пословице: пёс возвращается на свою блевотину, и вымытая свинья идёт валяться в грязи».

Кажется, что всегда можно прибегнуть к спасительному: «Слив защитан!» или же: «Слив не защитан!» Справедливо замечают, что эти с виду противоположные выражения являются одним и тем же утверждением. «Слив заcчитан» — это обоюдоострое оружие, об него можно самому порезаться. Нужно тщательно довести оппонента до белого каления, дождаться, пока он закричит: «Варвара, волчица ты! Ухожу я от тебя». А сделаешь это раньше, чем нужно, будешь выглядеть не так элегантно.

Некоторые считают, что проблема ухода легко решается фразой: «Ну хорошо, оставлю последнее слово за вами, потешьте вашу гордость». Нет, нет: сетевые тролли в ответ на это уже придумали много всякого. И главный вопрос: зачем вам эта финализация? Если вы пишете последнюю или предпоследнюю фразу, много думаете о ней, то, значит, вам важно, как вы будете выглядеть. А это уже уязвимость.

Тут главное и правда не возвращаться, хоть они извернись. И для этого вовсе не нужны патетические фразы о последнем комментарии. С точки зрения стороннего наблюдателя, это не выигрышная ситуация. Лучше работает преувеличенная благодарность — спасибо, спасибо, спасибо вам за всё, и за это, и за то, что вы напишете, и за тайные мучения страстей, и за... Благодарность вообще очень сильное оружие, это заметил ещё Бродский, пока ему не забили горло глиной.

Сетевой флейм может иметь множество причин, но всё равно он упирается в идею, как ты будешь выглядеть со стороны. Даже если это спор между своими и без свидетелей, каждый втайне надеется, что не современники, так потомки, разбирая электронные рукописи, скажут: «Ловко ты его сделал, братан». У многих есть надежда на то, что как в случае ссоры Набокова и Бунина, это будет интересно исследователям. Поэтому большая часть спорщиков (назовём их так) всё равно интуитивно оглядывается на свидетелей: хорошо ли я сказал, удачно ли я вышел. Я уверяю, что это происходит у всех, потому что человек — социальное животное, что бы ни говорили об этом ницшеанцы. Можно ссылаться на тех троллей, для которых нелёгкое ремесло сетевых оскорблений — заработок, но тролли на окладе составляют каплю в кране по сравнению с хтоническим морем частного говорения. Наука сетевых srachs родилась именно из частного отчаянного желания выкрикнуть что-то в мироздание, доказать ему, что ты есть, и при этом — лучше других. Но никаких денег мира не хватит для того, чтобы регулировать этот процесс.

Есть множество способов заставить собеседника прекратить разговор, принудить его к тому, что он первый хлопнет дверью. Некоторые тролли надеются выставить оппонента в смешном свете, чтобы это случилось. В одном из рассказов Фазиля Искандера есть учитель математики, про которого говорится так: «Главное оружие Харлампия Диогеновича — это делать человека смешным. Ученик, отступающий от школьных правил, — не лентяй, не лоботряс, не хулиган, а просто смешной человек. Вернее, не просто смешной, на это, пожалуй, многие согласились бы, но какой-то обидно смешной. Смешной, не понимающий, что он смешной, или догадывающийся об этом последним. И когда учитель выставляет тебя смешным, сразу же распадается круговая порука учеников, и весь класс над тобой смеется. Все смеются против одного. Если над тобой смеется один человек, ты можешь еще как-нибудь с этим справиться. Но невозможно пересмеять весь класс. И если уж ты оказался смешным, хотелось во что бы то ни стало доказать, что ты хоть и смешной, но не такой уж окончательно смехотворный» * — Искандер Ф. Тринадцатый подвиг Геракла // Искандер Ф. Избранное. — М.: Эксмо, 1999. С. 123. . Учитель этот выходил вроде молодцом, и казалось, что он закаляет своих учеников (так, по крайней мере, я читал у некоторых критиков), но не всё так просто.

В одной советской книжке для политинформаторов и агитаторов тоже советовали выставить в смешном свете человека из народа, который мешает вести лекцию. Ясно, что даже при всей опаске советского человека, находились и тролли на манер героя рассказа писателя Шукшина «Срезал!», и просто люди, что недоумевали, отчего подорожало животное масло, и что там происходит с евреями. Книга эта велела задающих такие вопросы осмеивать, но вполне справедливо замечала: «Во-первых, надо хорошо знать объект осмеяния, его слабости и недостатки, быть умеренным в своём превосходстве над ним по затрагиваемому вопросу. Во-вторых, насмешка должна быть убедительной в глазах слушателей. Для этого надо досконально знать существо объекта осмеяния, его природу, социальную сущность и роль, отличия от общепринятых норм и идеалов. В-третьих, для того, чтобы высмеять идейного противника или же оппонента (равно как и явление, факт и т. д.) необходимо наглядно показать, что его поведение противоречит логике, опыту или же не соответствует взглядам, принятым в данной аудитории или данном обществе. Решение этой задачи предполагает умение оратора использовать остроумие в качестве аргумента или приёма опровержения в процессе публичного спора и с помощью их отстаивать свою точку зрения или разбивать тезисы, доводы и взгляды противника» * — Справочник политинформатора и агитатора. — М.: Политиздат, 1963. С. 23. .

Помните то, что парфянская ретирада — это жанр давний, но гиблый. Желание остроумно пошутить и удрать из сетевого srach, похоже на ссору с женой, когда она говорит: «Ах, так, милый?! Да, ты всегда прав, ты во всём прав, ты у нас вообще во всём прав, и работаешь ты много, хоть у нас денег не хватает, и умнее ты меня. Что, доволен?! Хочешь ещё поговорить о вчерашнем?!» Толку в нём-то, в этом риторическом приёме? Он гибельный.

Но кроме издевательств и осмеяния (вот неловкое слово!) есть и другой метод — медленно погрузить собеседника в настоящую русскую хтонь, в бессмысленный разговор. Но можно подумать, что большинство разговоров в Сети осмысленны — вовсе нет. Итак, есть неловкий приём сетевого флейма: сводить дело к тому, что ты случайно наступил на больную мозоль собеседника, и вот он горячится по этому поводу. Я верю, что здравомыслящий человек, намерившись кого-то раздразнить, понимает, что это очень опасный приём. Многократное упоминание, что кто-то «болезненно реагирует» должно выходить как бы случайно и только в том случае, когда собеседник действительно раздражается. Иначе выйдет ужасная неловкость, и именно для вас. Много лет назад я с одним своим другом придумал робота для Живого Журнала, который постоянно варьировал несколько фраз из рассказа Даниила Хармса «Письмо», который начинается так: «Дорогой Никандр Андреевич, получил твоё письмо и сразу понял, что оно от тебя. Сначала подумал, что оно вдруг не от тебя, но как только распечатал, сразу понял, что от тебя, а то было подумал, что оно не от тебя» * — Хармс Д. Письмо // Хармс Д. О явлениях и существованиях. Полное собрание сочинений в 3т. Т. 2. — СПб.: Академический проект, 1997. С. 38. .

На любую реплику спорщика Хармсогенератор отвечал (отдельными репликами, разумеется): «Вы, кажется, чем-то взволнованы» — «Определенно, Вы чем-то взволнованы» — «Сперва я думал, что не взволнованы, а теперь вижу — взволнованы» — «Я и говорю — взволнованы» — «Вот видите, сначала казалось, что Вы не взволнованы, а, оказывается, чем-то взволнованы» — «Вот видите, Вы уже начали ругаться. А всё оттого, что был взволнованы, когда Вам указали на ошибки. Сперва ведь не были взволнованы, а теперь взволнованы» — «А может, и раньше были взволнованы, только потом взволновались ещё больше. Хотя раньше могли бы быть не взволнованы, а просто потом стали взволнованы» — «Определённо, взволнованы. А ведь сначала я думал, что не взволнованы, а только потом решил, что взволнованы. Ведь сначала не казалось, что Вы взволнованы, а потом показалось. И вижу — точно взволнованы» — «Взволнованы, определённо. Я ведь сначала не думал, что Вы взволнованы, а только потом решил — вдруг взволнованы. И правда — взволнованы. А ведь сначала сомневался — вдруг не взволнованы, ведь мог бы и не быть взволнованы. А теперь вижу: точно — взволнованы» — «С печалью вижу, что Вы продолжаете волноваться. И даже становитесь даже больше взволнованы. А ведь сначала казалось, что нет, не взволнованы. А оказалось, что очень даже взволнованы. А ведь я думал, что Вы взволнованы, но не ожидал, что Вы так взволнованы» — «Ох, Вы всё ещё взволнованы. А это очень жаль, ибо, когда Вы взволнованы, Вам трудно сохранять присутствие духа. Вот ведь, сначала не был взволнованы, а тут опять» — «Вот видите, Вы уже стали немного успокаиваться. А уж так были взволнованы, что я даже думал, что и раньше были взволнованы» — «Нет, кажется, Вы всё же немного взволнованы. Сперва я думал, что Вы уже не взволнованы, а раньше, что всё-таки взволнованы. Но Вы соскучились и снова пришли, а, стало, быть всё же взволнованы» — «Да не волнуйтесь так! Ведь Вы раньше почти не был взволнованы, я даже думал, что Вы не взволнованы, а потом Вы стали взволнованы, вон даже закричали сейчас. А ведь раньше даже я думал, что Вы не взволнованы. Не кричите, умоляю вас» — «Всё-таки Вы взволнованы. А ведь сначала мне казалось, что не взволнованы. А потом вижу: взволнованы. Только ведь раньше думал, что не взволнованы. Но затем думал, что не взволнованы, однако ж стал сомневаться: вдруг всё-таки взволнованы. Но вдруг вижу — не просто взволнованы, а ужасно взволнованы. А сперва не думал, что взволнованы» — «Ах! Опять оказалось, что Вы с утра взволнован! Видитеь, сначала казалось, что Вы не взволнованы, а, оказывается, чем-то взволнованы. Никогда так не было и вот опять» — «Ох! Вот уже неделю, как Вы взволнованы! Ведь сначала мне казалось, что Вы не взволнованы, а прошла неделя, и Вы всю неделю чем-то взволнованы. А ведь сначала-то думал, что вовсе не взволнованы, а оказалось, наоборот, взволнованы» — «Вот видите, вы уже стали немного успокаиваться. А уж так были взволнованы, что я даже думал, что и раньше были взволнованы» — «Вы по-прежнему взволнованы, а ведь поначалу не были взволнованы, и вдруг взволновались, что прямо ух!»" — «Да, вы и ныне волнуетесь, а ведь обиженный человек норовит сделать что-то такое, отчего потом и сам больше волнуется, а уж когда взволнуется, опять его тянет на что-то такое, что прям снова» — «Ах! Опять оказалось, что вы с утра взволнованы! Видите, сначала казалось, что вы не взволнованы, а, оказывается, чем-то взволнованы. Никогда так не было и вот опять» — «Ох! Вот уже неделю, как вы взволнованы! Ведь сначала мне казалось, что вы не взволнованы, а прошла неделя, и вы всю неделю чем-то взволнованы. А ведь сначала-то думал, что вовсе не взволнованы, а оказалось, наоборот, взволнованы». И так далее — несколько страниц убористого текста.

В других социальных сетях такой фокус с роботом уже не проходил, но оказалось, что эти занудные фразы вполне себе действуют на неуёмных троллей в формате диалога. Правда, и тут есть эффективный контрприем, но что мне вам обо всём рассказывать? Подумайте сами. Всё равно, упрёки в волнении — это подмена реального конфликта на удобный, но мнимый. Человек рассудительный покинет вас на третьем шаге этой беседы, безумец будет её поддерживать, потешно злиться, но всё равно сбежит. Вы в конечном счёте потратите уйму времени вашей короткой жизни на это сомнительное удовольствие, но, помилуйте, будто вы тратили её на пользу человечества?

А так-то баньте оппонентов смело. Быстро и без объяснений. Даже перед собой не надо искать поводов — баньте всех, Господь разберёт своих. Как-то читая одну политическую дискуссию на следующий день, я наблюдал, как участники, проснувшись, ощупывают себя и проверяют: с реальными людьми они вчера говорили, или это были их воображаемые друзья. И там меня удивило, как много неизвестных мне людей меня забанило. Я их не знал, и не имел никаких шансов узнать. Если ты отжал квартиру у человека, <нрзб> с его женой, убил его собаку, тогда догадываешься то, что он тебя забанил для хоть какого-то чувства удовлетворения. Но когда его не знаешь, начинаешь гадать, что за место у блаженного Августина встало между нами. Поэтому довольно весело, когда в диалоге участвует тебя забанивший: кажется, что в разговоре участвует Человек-невидимка. Будто ты приходишь на вечеринку, садишься за стол, и видишь, что один стул пустой. Но он не просто пустой, а к нему все обращаются. Хозяйка спрашивает, налить ли чаю, гости кланяются — в общем, всё как на этюдах в театральном училище. А человека нет, и тут ты понимаешь, что тебя забанили. Поневоле начинаешь в гостиной проверять рукой пустые стулья, прежде чем сесть.

Но лучше, дорогой друг, ты вовсе не ходи в это собрание нечестивых. Времена нынче настали сложные, лучше озаботиться тем, как бы заработать немного денег, не продавая ни курточки, ни букваря.

Итак, никогда не возвращайся на место сетевого флейма. Один раз попрощался, хлопнул дверью — всё, привет. Забудь этот разговор. Если напомнят, бормочи с недоумением: «Абрам Канцленбоген? Имя Абрам мне что-то говорит, а вот Канцленбоген... Нет, не помню». Нет ничего смешнее человека, что хлопает дверью в каждом комментарии, но не уходит. Это признак слабости.

Можно, конечно, отлучиться на время, но лучше при этом не говорить, что занят куда более важными делами. Ведь когда у тебя важные дела, то ты не сидишь в Сети. Если ты занят настоящей публицистикой, то не тычешь палочкой в сетевых троллей. Лучше сказать, что ты должен отвлечься на какое-нибудь абсолютно глупое дело. Посчитать ворон в окне, полузгать семечки и тому подобное. Сейчас вороны будут посчитаны, шелуха выплюнута, и вы вернётесь. И — прочь, забудьте обо всём вышеперечисленном, вороны — бессчётны (и куда более интересны).

Читать и писать мы выучились, и, увы, молчать не в силах. Есть, правда, надежда на будущие поколения: они уже плохо владеют согласованием слов в предложениях, и я надеюсь, скоро начнут забывать и сами слова.