18+
13.02.2017 Тексты / Авторская колонка

​Приятное и неприятное

Текст: Владимир Березин

Фотография из архива автора

Писатель-пешеход Владимир Березин о смутных желаниях коллективного разума.

1 фунтовый бифштекс и 1 пинта горького пива каждые 6 часов.
1 десятимильная прогулка ежедневно по утрам.
1 кровать ровно в 11 ч. вечера.
И не забивать себе голову вещами, которых не понимаешь * — Джером К. Джером. «Трое в лодке, не считая собаки». Перевод с английского М. Салье // Избранные произведения в 2-х т. Т. 1. — М.: Государственное издательство художественной литературы, 1957. С. 30. .

Джером К. Джером. «Трое в лодке, не считая собаки».

Очень хорошо, что сейчас нет никакой памятной даты, связанной с Шолоховым и его романом. Далеко майские дни, когда Шолохов родился. Некруглая разница с 1965 годом, когда его роман получил Нобелевскую премию, нет юбилея ни начала публикации, ни её завершения. Правда, сам Шолохов умер 21 февраля 1984 года, но и тут, слава Богу, нет числовой рифмы.

В мире существует ужасное информационное правило, что некое суждение нужно привязать к памятному дню или юбилейной дате. Но о некоторых вещах (если о них хочется сказать спокойно), лучше говорить не в могучем хоре, а частным порядком — негромко, не споря с адептами. У всех своя правда.

«Шолоховский вопрос» давно стал из вопроса литературоведческого вопросом политическим, а потом и вовсе пополнил список многих тем, которые обслуживают не знание, как психологические потребности общества. Были ли американцы на Луне? Писал ли Шекспир знаменитые пьесы? Болел ли Ленин сифилисом? Является ли гомеопатия наукой? И так далее — вплоть до Теслы и уж совсем малоизвестных (для нас) случаев вроде истории о пишущей машинке Киллиана * — В 2004 году, когда Джордж Буш-младший баллотировался на второй срок, появились документы о его службе в армии. Командир будущего президента дурно отзывался о своём подчинённом и жаловался на давление «сверху». Документы окольным образом, через много лет, попали на CBS. Но при этом было видно, что они напечатаны не растянутым шрифтом. То есть, не на пишущей машинке, а на принтере с помощью компьютера. Но защитники подлинности говорили, что уже в 1972 году были такие печатные машинки, так что почему бы и нет. В ответ этот текст набирали в Word, и текст совпадал с подделкой до пикселя. На что следовали другие контраргументы. Впрочем, это безумие прекратили довольно быстро, что позволило некоторым людям увериться в конечной победе здравого смысла и научного подхода. Но, обнаружилось, что это вовсе не победа — спор о пишущей машинке разрешила логика и обстоятельства американских выборов, но механизм теоремы Колмогорова непобедим, потому что он происходит не из рационального знания, а из самой сути человеческой природы. И оттого дискуссия построена на логике веры, а не декартова метода — что показали недавние споры образованных (казалось бы) людей о гомеопатии. . Только тронь их — и каждому будет что сказать, причём это будет сеанс массового психотерапевтического выговаривания в рамках знаменитой логической теоремы Колмогорова, которую я так люблю упоминать. Кропотливый и отчаянный учёный, быть может, смог бы по этим темам и разрозненным суждениям, превращающимся в волны мнений, составить историю коллективного бессознательного. Я же хочу сказать о некоторой частности. Предположение о том, что Шолохов не сам написал свой роман, возникло давно, куда раньше, чем он получил Нобелевскую премию по литературе «за художественную силу и цельность эпоса о донском казачестве в переломное для России время». Но энергия заблуждения — это удивительное топливо для масс. Причём для тех людей, что не связаны ни с литературоведением, ни с космическими полётами или идеями Ганемана * — Ганеман, Христиан Фридрих (1755-1843) — основатель учения о гомеопатии. В работе «Об эффектах кофе на основе оригинальных наблюдений» (1803) говорил, что все болезни вызваны употреблением кофе. Принципы гомеопатии (использование сильно разведённых препаратов, которые, должны, вызывать у пациентов выздоровление по принципу «подобное лечи подобным») изложены в программном сочинении «Органон врачебного искусства» (1810). Развивал также теорию о том, что причиной большинства хронических заболеваний является «псорический миазм». Умер от пневмонии в 88 лет. .

Есть универсальный рецепт, сочинённый британским писателем Джеромом Клапкой Джеромом, того, что нужно делать с вещами, тебе непонятными, но никто ему следовать не хочет. Большинство людей снедаемо болью за державу обильную, в которой порядка нет как нет, или ненавистью к этой державе. Беда в том, что, если исправлять отсутствие порядка тем, что придумывать его в тех местах, где он и не ночевал, то ничего хорошего не выйдет.. Когда чего-то нет, с одной стороны, танцевать ловко, а, с другой стороны, всё же некоторый конфуз. Многие достойные люди начинают пасти народы, и обращаются к миру со словами «Вот вы ничего не знаете, а я статью одну видела...». Все эти движения и описываются суждением Колмогорова «Если из высказывания P следует Q, и Q приятно, то P истинно» * — Колмогоров в воспоминаниях под ред. А.Н. Ширяева, — М.: Физматлит, 1993. С. 377. . Это так называемая формула женской логики, но нам не стоит углубляться в гендерные оттенки. На нашу ситуацию она перекладывается так: страна у нас находится в состоянии печальном, и сердце ищет, на чём возрадоваться (или утвердить свой ужас). Появляется новость о некоем успехе (неприятности) (P), люди, мало-мальски знакомые с проблемой, говорят, что это сомнительно, но из (P) следует (Q) — то есть — ура, мы ломим, гнутся шведы (всё ужасно, и наступают последние дни), и это (Q) вам приятно. Ну и оттого (P) — верно.

Лично я не вижу ничего удивительного в возникновении «Тихого Дона», как и в том, что Шолохов после него писал мало и вещи эти, за исключением «Судьбы человека», рассказа просто-таки химической силы

В ситуации с авторством «Тихого Дона» есть куда более интересная сторона, чем можно подумать — нет, понятно, тут возникает мотив сорвать с Шолохова этот орден, как рвут ордена с генералов в разных фильмах, дескать, он недостоин этого романа (это желание — предмет отдельного продуктивного анализа).

Само по себе создание «Тихого Дона» вызывает удивление только у человека, не знакомого с литературной ситуацией двадцатых годов — там время в литературе было такое, что сунь палку — прорастёт, точь-в-точь как с плодородностью на Дону. Возникали удивительные тексты, и тут же литературная биография пресекалась — был писатель, и нет писателя. Причём вовсе не оттого обязательно, что его выводили в расход, а он становился бухгалтером, умирал от чахотки или погибал на войне.

Лично я не вижу ничего удивительного в возникновении «Тихого Дона», как и в том, что Шолохов после него писал мало и вещи эти, за исключением «Судьбы человека», рассказа просто-таки химической силы, были вовсе не такие, как тот, великий роман. Интереснее то, как выстраиваются аргументы против, — они построены по методу «женской логики в модели Колмогорова» (была пора, когда феминизм ещё не победил, и можно было так острить). Неприятно, что Шолохов написал этот роман, значит — не он.

Агностическая спираль наблюдается и в истории с полётом американцев на Луну, и в Шекспировском вопросе, и в покупке шубы. Не летали, потому что флаг развевается, а на Луне нет ветра. Появляется оппонент, сообщающий, что флаг пластмассовый, тогда не летали, потому что на фотографиях какие-то крестики. Оппонент сообщает, что это служебные метки. Ну хорошо, не летали, потому что... Этот круг бесконечен, не говоря уже о том, что и оппоненты часто ошибаются, да уровень знаний обеих сторон оставляет желать лучшего.

Если говорится: «Не писал, потому что украл у Фёдора Крюкова», — понятно, что человек не читал Фёдора Крюкова, а он опубликован, и один взгляд на абзац Крюкова и Шолохова говорит больше, чем долгие разговоры. Хорошо, не Крюков, но не мог такой роман никто написать в юном возрасте — приводятся примеры того, что вот писатель и вот другой писатель, и в юном возрасте, а вот, кстати, и рукопись — нет, это не та рукопись, он подделал её, как снимки американцев с Луны; ну вот документ, документ тоже подделан — тогда ещё, впрок, etc.

В прежние времена, когда компьютер был диковиной, он казался неким арбитром, неподвластным политикам. Что-то вроде апелляции к оракулу, который не солжёт.

...большие тексты всегда имеют следы саморедактуры, многократного переписывания

Тут есть забавный ход: человек, что Шолохова подозревает в литературной измене, подобно финским математикам 1975 года, снова загружает в машину книги недавнего белорусского нобелевского лауреата и разные воспоминания как контрольный образец. В результате получается понятно что, и непонятно что делать с этими процентами. И тут — Нобелевская премия, и тут: здесь непонятно, кто написал, здесь человек только записал. «150 000 000 мастера этой поэмы имя». Театр закрывается, нас всех тошнит.

Причём большие тексты всегда имеют следы саморедактуры, многократного переписывания, причём они оказываются, чем-то вроде дороги в Полтаве и полны разного рода галош. Мне самому доводилось сочинять романы, и я видел, как в текст попадают обрывки чужих фраз и слова, сказанные над ухом, в это варево всякий терьер норовит бросить крысу, как в ирландское рагу. Скажу больше — мои собственные книги были чрезвычайно различны, часто сознательно стилизованы под разных авторов, так что я никогда бы не прошёл через это угольное ушко. Кстати, об описках — я иногда по-другому читал слова в своём же полевом дневнике. Механизм моих очиток был такой, что я при переписке перестраивал предложение.

В русской литературе есть целая традиция обвинений в краже какой-нибудь рукописи. Кроме Шолохова, на скамье подсудимых несколько человек, и самый яркий пример — Александр Грин. Про него говорили, что ему достался сундучок с рукописями одного английского капитана, и оттого у него в рассказах такие странные имена.

Рассказывают также и историю с немецким писателем Ремарком. Его непарадное изображение войны очень раздражало Союз немецких офицеров (да и просто некоторых ветеранов — война была главным событием их жизни, а тут она оказывалась бессмысленной бойней) и они считали, что «На Западном фронте без перемен» очерняет их прошлое. Чтобы усилить критику, стали говорить, что Ремарк украл рукопись у убитого товарища. (Фокус был ещё в том, что рукописи Ремарка (сам я их не видел, но говорят) написаны шизофренически аккуратным почерком и практически без помарок и вариантов). Кстати, в результате этой кампании Ремарку-таки не дали Нобелевской премии (sic!).

Мы вырабатываем своё отношение к необычному (после зачина «от нас скрывали») на основе мифологических конструкций и легко можем поверить в то, как Солженицын циклюет паркет в доме на Калужской, а мимо едет в чёрном лаковом ЗИМе Шолохов. И один будущий нобелевский лауреат думает про другого: «Ну, Миша, откинусь я когда-нибудь, отплачу тебе за всё, попомнишь меня».

При этом тема «необычайного» почти неизбывная — как атомная энергия.

В какой-то момент люди говорят, что «Вот рассекретят архивы КГБ — и конец писательской славе» или «Усовершенствуют компьютер, и в топку лауреата». Это довод сродни «Прилетят инопланетяне и расскажут» (это самый надёжный исход). Ну, или — разверзнутся небеса, и Господь наш разъяснит всё. В этом смысле «архивы КГБ» это такая надежда на Высшее Знание — меж тем, кто работал с архивами, знает чудеса интерпретации самых невинных документов. Многие образованные люди мне и вовсе говорили: «Так всё доказано! Ну этот... Ну вот он доказал — это всё Платонов за него написал, не помню как, но очень ловко выведено».

Шолохова, воскресив, пытать не будет.

Люди надеются, что явится deus et machina — и всё разъяснится. Что и без конкурирующего автора математический бог разрешит проблему авторства. Вот доделают, докрутят что-то колдуны математики, и оракул всё скажет.

Математика — отличный, может быть главный, инструмент. Но она как красивая девушка, которая не способна дать больше, чем у неё есть. Проблема в постановке задачи. Новых людей на этом поле нет, новых текстов тоже, машина их не родит, и Шолохова, воскресив, пытать не будет.

При этом грубые методы говорят, что реальность скучна и обыкновенна. Мой пафос лежит как раз в том, что мотор общественного интереса тут как с йети и лохнесским чудовищем — он лежит вне доказательной базы. Забавно, в эпоху обожествления кибернетики, машине все равно не поверили, а теперь не поверят и подавно. Она ведь нечто вроде оракула, которому задали несформулированный до конца вопрос.

В этот момент начинается гимн про белого бычка — то есть песня о постановке задачи.

При чём тут белый бычок? Потому что на метке 1 нужно доказать, что мир приятен. И человек говорит: мы будем совершенствовать методы извлечения информации из белого шума. Ему отвечают: это очень хорошо, но по определению белого шума вы ничего не извлечёте. Перед вами тексты, все известны, все они подвергались редактуре, разными людьми. Некоторые тексты были ещё, но сгорели во время войны. Для того, чтобы доказать плагиат, нужно иметь фигуру, способную написать «Тихий Дон» — такой фигуры под рукой нет, не с чем сравнивать — задача сравнения не поставлена (а те литературные фигуры, что есть, не требуют математики для сравнения). Ставить задачу на материале самого Шолохова — ну, докажем мы, что фрагменты романа написаны чуть по-разному (так это тоже уже известно). Эта картина никаким распознаванием не меняется. Как поставить задачу по-другому — неизвестно.

После чего спорщик уходит на метку 1. GO TO 1, как писали на одном архаическом языке программирования, который я изучал.
Нет, и я сам допускаю любой крутой поворот (надо это здесь записать на всякий случай).

Некоторое оживление внёс бы какой-нибудь антикварный шкаф из Переделкино, где внутри было бы выведено слабеющей рукой: «Я, Иван Синдерюшкин, подлинный автор „Тихого Дона“, сидел запертый в этом шкафу и никто про меня не знал, а меж тем...» и далее двадцать авторских листов, нацарапанные в темноте.

Но сказка про белого бычка вовсе не в том, что компьютерные методы дурны, а в том, что непонятно, к чему их применить. Шкаф не найден, роман и так очевидно фрагментарен, GO TO 1.

Всё это чрезвычайно интересный предмет для анализа — вот наш внутренний мир, состоящий из представлений о мире внешнем, опыта, вкусов и убеждений — и вдруг появляется неудобное обстоятельство.

Но в нём есть некоторые победы — внутренние. То, когда честный обыватель воспитывает в себе доброжелательное любопытство к мирозданию. Да, оно оказалось не таким, каким ты себе его представлял. Ты думал иначе, а оказалось, что мир устроен сложнее. Ты думал так, а оно — эвоно как. Очень интересно, хоть и не дружелюбно, а даже неприятно. Дело не в персоналиях, а в готовности принять то, что какой-нибудь человек тебе неприятен, а написал хороший роман, спас ребёнка, упавшего в реку, и перевёл старушку через дорогу.

Другие материалы автора

Владимир Березин

​Подлинность арбы

Владимир Березин

​Басткон

Владимир Березин

​Пустышка

Владимир Березин

​Новая елка