Садулаев Г. Иван Ауслендер — М.: АСТ : Редакция Елены Шубиной, 2017. — 416 с.

Герман Садулаев давно не радовал читателя крупной прозой. После «Шалинского рейда» он взял паузу и даже многозначительно намекал, что новой книги может и не получиться.

Выходил сборник рассказов «Зеркало Атмы» и книга «Прыжок волка. Очерки политической истории Чечни». Но книги прошли практически не замеченными. От писателя ожидали крупной прозы, а ее все не было, потому даже стали раздаваться предположения, что он переключился на публицистику.

Если говорить о новизне, то ее на самом деле не получилось. Все дело в том, что Герман Садулаев пишет одну и ту же книгу. Изменился только сюжетный футляр и обложка с названием.

каждый писатель всегда пишет книгу одну и ту же
даже звёзды одинаково отражаются в луже <...>
каждый пишет мелом своей судьбы одну строчку
чтобы она стала книгой надо поставить точку

— это строчки из фейсбучного стихотворения автора, они — квинтэссенция его нового романа «Иван Ауслендер».

Главный герой Иван Борисович Ауслендер — университетский преподаватель санскрита. На научном поприще и ниве преподавания он себя практически не проявил. Его фамилия переводится с немецкого как «иностранец», «чужак». Так он и воспринимает себя в этом мире.

Автор отмечает, что будущее Ауслендера вообще «представляло собой чистую потенциальность». В романе описаны различные социальные миссии героя: ученого, политика, бизнесмена и под занавес учителя. Социальные одежды меняются. Через них проявляется Иван Ауслендер, который идет по своим «бриллиантовым дорогам».

Роман — эволюция теоретических представлений человека, их генезис, а вовсе не повествование о жизни героя.

В политику Ауслендер попал случайно, тогда в стране кружил истерический Болотный круговорот. Герой какое-то время послушно шел по этой стезе. Здесь он поймал особый фарт, недолго горел азартом, что привлекало слушателей, с которыми был дефицит в университете.

Политика открылась для него с подачи товарища и коллеги по университету Рюрика Иосифовича Асланяна. Это яркий человек, блестящий американист с отличной родословной. В описании Асланяна угадываться фигура питерского филолога и писателя Андрея Аствацатурова: «американист, большой знаток Генри Миллера», имел «богатую родословную и сумасшедшую популярность у юных филологинь» и «воплощал тип модного левого интеллектуала».

Герой до поры — замороженный продукт, который все больше подминает под себя вселенский ледник

Когда Асланяна позвали в политику, он «перевел стрелки» на Ауслендера. Потому что «любой выбор ложен, а сама возможность выбирать иллюзорна, так в чём смысл, и как эти кукольные выборы могут быть честными или нечестными? Марионетки в конечном итоге всегда выбирают очередного Карабаса-Барабаса; лучшее, что может сделать умный Буратино — это порвать холст иллюзии в очаге каморки Папы Карло и уйти за кулисы, где можно обрести внутреннюю свободу, свободу по ту сторону сцены».

Выбор ложен и надо порвать «холст иллюзий»... В какой-то мере Асланяна можно назвать проводником Ауслендера в новый для него мир, по крайней мере, благодаря ему, начали эволюционировать представления героя. Он будто пробудил его от сна, показал перспективы для развертывания «чистой потенциальности».

Асланян знал — политика, выбор — фикция. Дал возможность, чтобы в этом убедился и Ауслендер, и у него открылись глаза на сцепления иллюзий.

Иван Ауслендер из «поколения паузы, поколения промежутка», как сгусток потенциальностей, которые могут быть и не реализованы. Герой до поры — замороженный продукт, который все больше подминает под себя вселенский ледник. Помните «Пургу» и открытия князя Кропоткина?..

Ауслендер не был прирожденным политиком. Политика — это одна из бесконечных потенциальностей. Случайных. Во всем этом есть отголоски и авторских впечатлений от похода в политику, которые привели Германа Садулаева на сентябрьские выборы в Госдуму 2016 года от КПРФ.

Игра в политику продолжалось до тех пор, пока Ауслендер не понял, что никакой политической жизни нет, и на самом деле все лишь большая иллюзия. Это был урок пробуждения героя.

Садулаев, <...> пишет не только одну и ту же книгу, но пишет ее о себе

Ауслендер уходит из университета. Благодаря другу, попадает в фирму, занимающуюся поставкой замороженных овощей из Индии (в совместном российско-индийском предприятии в свое время трудится и Садулаев, он пишет не только одну и ту же книгу, но пишет ее о себе). Об этом опыте мы помним из других романов автора.

В рассказе «Жизнь на Капри» Садулаев рассуждает о том, что «идеи подобны вирусам», это «совершенно иная форма жизни, нежели человек». Человек — «футляр» для идеи. Такими футлярами могут быть и целые государства. Идея, как и вирус, никогда не умирает, а «„живет“ в человеке, <...> использует человека для того, чтобы сохраниться и реплицироваться в как можно большее количество копий, а после без сожаления оставляет человека». Бытие идеи — «постоянная мутация».

Вот поэтому и его роман «Иван Ауслендер» не о человеке, а об идеях, которые через него транслируются, их мутациях. Через выступления на митингах, лекции в клубе, книгу, которую составили его неведомые ученики. Ранее в знаковом интервью-манифесте «Когда царя ведут на гильотину...» Садулаев сказал, что ему как раз интересны идеи, а не люди.

Так и Ауслендер излагает свои представления, идеи, которые не являются уникальными, скорее они вторичны, но ценны как поиск иного себя. Выступления героя — это бессознательный попытки выйти за пределы своего «Я», попытки «придумать себе любую судьбу», прикоснуться к «Сверх-Я».

Последняя лекция Ауслендера была о счастье. Прочитана в Женеве.

Он подошел к тому, что «чистое бытие есть чистое счастье»: «просто быть — это блаженство. И не важно, в каком неудобстве находится твоё тело, и без разницы, что о тебе думают или говорят другие люди. Просто существовать — это уже счастье».

К этому не надо ничего добавлять: «правильное арифметическое действие для достижения счастья — это не сложение, а вычитание. Мы должны не прибавлять к себе то и это. Мы должны вычитать из себя лишнее. И когда мы вычтем из себя всё внешнее, временное, лишнее, когда останется только то, что невычитаемо, только чистое сознание, чистое бытие, оно и будет чистым блаженством». Герой подошел к осознанию того, что «этот мир лучший из возможных».

Сам человек моделирует мир

Понимание счастья — это и есть вера, без которой не стоит город, даже такой продвинутый для своего времени как Мохенджо-Даро. О нем — «мультикультурном и толерантном» городе атеистов Ауслендер рассказывал в своей лекции, где доказывал связь «между упадком веры и гибелью цивилизации». Верующие всегда побеждают. Вера преодолевает смерть. В ней сотериология, путь к счастью.

Через это осознание Ауслендер стал учителем. От него отпали ветхие наносные ризы, такие, к примеру, политика. Ученики и последователи на основе его высказываний, бесед, выступлений сделали книгу.

Иван Ауслендер ложится на операцию, и, возможно, не проснется. Но это не важно: проснется или нет. Он уже другой. Его последователи еще после увольнения из университета придумали легенду, его судьбу, что он уехал на Гоа, где живет отшельником, пишет на пальмовых листьях, которые после выкидывает. Такими пальмовыми листьями, в том числе, были его социальные проявление: муж, университетский преподаватель, политик, сотрудник фирмы. Они исписаны, и он их выкинул.

Перед операцией, шансы удачного исхода которой, как в казино, Ауслендер выпросил себе несколько минут. Дальше пошло изложение книги «Шри Ауслендер. Веданта». Через нее он вкусил бессмертие. В книге-учении он отсек от себя все лишнее, наносное, достиг счастья, познав свою самость.

В книге говорится о времени, о цельности человека, преображенного верой, о безграничной истинной индивидуальности и об ограниченности и временности представлений человека о себе, своих объективациях. О том, что наше восприятие себя, бессмертие зависят от наших представлений, выбора между временным и вечным, тьмой и светом. Сам человек моделирует мир вокруг, форматирует себя и создает свой во многом иллюзорный образ.

Человек же окружен мнимостями, из которых во многом состоит его представление о себе. Преодоление этих мнимостей есть путь. «Бриллиантовые дороги», как в тексте известного стихотворения Ильи Кормильцева.

В уже упоминавшемся интервью «Когда царя ведут на гильотину...» Садулаев за несколько лет до написания романа все рассказал о своем герое: «В моих текстах человек рвется к существованию. Я реалист в том смысле, что я беру своего героя таким, какой он есть. У него нет ярких чувств, именно потому, что он не вполне отождествляет себя с собой. Самосознание человека начинается со слов „я — это я“, а заканчивается — „я — это я“, но на совершенно другом уровне. Весь путь в этом и состоит. А человек в моих романах только ищет путь к себе».

В финале книги Иван Ауслендер действительно мог бы сказать «я — это я» на совершенно ином уровне. Он прошел путь к реальности. Этот путь сакрален:

Посмотри, как узки
Бриллиантовые дороги.
Нас зажали в тиски
Бриллиантовые дороги.
Чтобы видеть их свет,
Мы пили горькие травы.
Если в пропасть не пасть,
Все равно умирать от отравы
На алмазных мостах
Через черные канавы.

— этот текст песни Ильи Кормильцева Герман Садулаев часто вспоминает в своих произведениях. Кормильцев, который во многом дал жизнь его книге «Я — чеченец!», умер в лондонской больнице от рака. О посещении его могилы в Москве Садулаев пишет в рассказе «День, когда звонишь мертвым». Там он высказал все, что не сообщил в так и несостоявшемся телефонном разговоре. Теперь он «вырвался» и находится в другом месте, где вечен. Этот «абонент вне зоны действия сети».

Схожее произошло и с Ауслендером. Он лег на операцию, а после осталась только книга, составленная учениками. Стал святым и праведником. «Шри Ауслендер. Веданта». Его новое «Я», ставшее большим, чем был он до этого, когда примерял то одни, то другие одежды. «Если в пропасть не пасть, / Все равно умирать от отравы»...

Проблема Садулаева в непрочитанности, в том, что читатель, даже профессиональный, довольно поверхностно воспринимает его тексты, отделываясь несколькими шаблонными фразами. Хоть и отмечали его книги «Я — чеченец!» и «Шалинский рейд», но они прошли мимо премиальных почестей, ну а сам автор назван чуть ли не чеченским шовинистом. «Радио FUCK», «Пурга», «Таблетка», «АD» — были отнесены к офисной постпелевинской прозе. Но никто не вчитался в идеи, футлярами которых были эти книги и их герой/герои. А они, как мы знаем, главное у Садулаева.

«Герман Садулаев — человек, измученный нарзаном политкорректности. Проклятущей политкорректности!» — высказался однажды покойный Виктор Топоров.

Этот «нарзан политкорректности» преследует Садулаева, мстит как может.

В своем фейсбуке Садулаев как-то рассуждал на предмет того, что книга «Прыжок волка» оказалась невостребованной читателем и практически не вызвала резонанса. Автор размышлял о том, что эта книга «никакому лагерю не стала приятна», и сам он «ухитрился вообще никому не потрафить», потому как все охраняют свой комфортный миф. Садулаев ставит под сомнения иллюзии и разрушает этот комфорт. И кому такое понравится?..

Так, он пишет, что «чеченцам моя книга не понравилась, потому что чеченцы лелеют миф о том, что они были всегда свободными и независимыми, а потом пришла Россия и стала их завоёвывать». Русские недовольны, «потому что никак не отвечает их мифам о белом царе-просветителе и про хруст французской булки. Хруст был не булки, а балок во всех аулах горских, которые горели и рушились, и хруст костей горцев, бессчётно убиваемых».

Он не впадает в ловушки односторонностей и прямой логики, в которую многие загоняют сами себя, становясь ее рабами. У Садулаева все иначе: он говорит о цивилизаторской миссии советской власти на Кавказе, в том числе для чеченцев, но в тоже время замечает, что операция по высылке народа была «злая и ненужная».

«Никого не смог я записать в чистые воины света, и никого в абсолютное зло», — пишет Садулаев. Но люди любят простые решения, и ответы, понятные формулы. И если не видят этого, то перестают воспринимать или подгоняют под понятный для себя знаменатель. Так и с Садулаевым. Его книги не смогли никому потрафить.

Новый же роман Германа Садулаева о настоящем чистом счастье, избавлении человека от иллюзий, пути к самому себе. Далеко не каждый готов воспринимать подобное. Путы иллюзий и идеологическая заряженность делают свое дело. Человек совершает движение обратное пути Ивана Ауслендера. Обволакивает себя лишним, кутается в ветхие ризы иллюзий. Удаляется от понимания счастья. Теряет себя, сворачиваясь в чистую подмороженную, ледниковую потенциальность. Живет по инерции. Делает все, чтобы не быть собой.