18+
20.04.2022 Тексты / Рецензии

​Нет места лучше дома

Текст: Дарья Месропова

Обложка: предоставлена Редакцией Елены Шубиной

О древнерусской тоске, острых вопросах и немагической магии в новой книге Евгении Некрасовой «Домовая любовь».

Некрасова Е. Домовая любовь. М.: Редакция Елены Шубиной, 2021. — 384 с.

Тема взаимоотношений человека и дома вполне естественно возникла на литературной повестке после двух лет мирового локдауна. Как никогда актуальному квартирному вопросу посвящен сборник рассказов, поэм и повестей «Домовая любовь» Евгении Некрасовой.

Дом и домовые

После дебютного романа «Калечина-Малечина» * — Евгения Некрасова. Калечина-Малечина. М.: Редакция Елены Шубиной, 2018. — 288 с. (шорт-листы «НОС», «Нацбест», «Большая книга», «Фикшн 35») о девочке Кате, которая пытается выжить в мире равнодушных взрослых с помощью волшебной кикиморы, от книги с названием «Домовая любовь» ждешь романтическую историю влюбленных домовых. Но на этот раз Евгения Некрасова больше говорит о доме, чем его духах. Образ дома при этом выступает многомысленным символом, знаком иной действительности. Как в каждом символе «в последней глубине» остается нечто неразгаданное, по выражению Вячеслава Иванова, так и в хорошо знакомом пространстве дома содержится тайна. Дом — это место, среда обитания, семья, город, планета и какие угодно способы бытования в мире. «Жилье — это житье» — считает Евгения Некрасова.

Запертый в ограниченном пространстве дома, человек острее ощущает свою самость и отчужденность — недаром «изоляция» стала главным словом первого ковидного года. Пребывая в едином жизненном пространстве, герои сборника отделены друг от друга стенами, дверями и прочими условными, но непреодолимыми преградами — минутными сомнениями, неоправданными страхами, усталостью и разочарованием. Из-за неплотно запертых дверей своих миров люди пытаются разговаривать, но никак не могу понять друг друга. Так, в рассказе «Дверь» мать с дочерью не смогли найти слов для выражения любви и в результате любовь утратили.

Евгения Некрасова трактует домашний кризис как домашнюю инициацию: дом испытывает человека на прочность. Те, кто не выдерживают — уходят в никуда, сильные и изворотливые остаются в жилище и в жизни. В рассказе «Банкомать» героине нечем платить за аренду квартиры в Москве и ей приходится буквально рожать банкноты. Чего только не сделаешь, чтобы удержаться в столице.

Лучший город Земли

Москва как центр мирового зла уже становилась объектом внимания Некрасовой в цикле прозы «Несчастливая Москва», где на город и его обитателей нападают поочередно гордыня, зависть, гнев, лень, алчность, чревоугодие и похоть — смертные грехи так свойственны Москве и москвичам. (Шутка о том, что Россия делится на Москву и не-Москву, уже стала общим местом). Столица, как спрут, сдавливает человека в объятиях своих транспортных колец («В кольцах» — спектакль Мастерской Брусникина по мотивам повести Некрасовой), пока он окончательно не утрачивает идентичность и не становится городским продуктом. Идея о том, что Москвой можно заболеть, как вирусом, звучит рефреном и в новом сборнике.

«Московская» тема довольно прозрачно намекает на диалог со «Счастливой Москвой» Андрея Платонова. Связь с автором «Котлована» чувствуется не только на уровне темы и стиля, но и улавливается в настроении космического пессимизма, тоскливого предощущения конца света. Вероятно, каждому современнику ковидной эпохи такие настроения хорошо знакомы. Среди других собеседников Некрасовой также полагают Владимира Сорокина, Юрия Мамлеева, Алексея Ремизова, Павла Пепперштейна. Каждый критик старается добавить новое имя в ряд, моя ставка — Владимир Орлов в пору «Альтиста Данилова» и «Шеврикуки».

Все сравнения с предшественниками-экспериментаторами правомерны, и все не исчерпывают самобытность собственно Некрасовой. Спутать ее с кем-то другим невозможно — вы угадаете эту мелодию с трех нот. Густой, тягучий, заговаривающий и завораживающий язык её прозы выбивает твердую почву из-под ног. Текст можно открыть в любом месте и получить представление об авторском методе письма. Так и сделаю: «...Лиля плелась за ними, хлюпая колготочными ступнями в сапогах и повторяя, что на территории она увидела страшных мужчину и женщину в касках, но содети ее не слушали». «Колготочные ступни» и «содети» иллюстрируют страсть Некрасовой к языковым экспериментам (снова вспомним Платонова). Еще она любит необычные идиомы («мариновала Марину»), неологизмы («квартирай») и смелые метафоры («раскладывать мятые взгляды»). Игра в слова нужна Некрасовой не только для красоты, это попытка отыскать новую форму для репрезентации окружающей нас реальности. Поиском нового языка писательница занимается совместно с другими участницами проекта «Школа литературных практик».

Магические женщины

Героиня Некрасовой — намеренно усредненная женщина. Она может быть матерью или дочерью, жить в Москве или на Байкале, дружить с домовихой или не дружить ни с кем, константа только одна — она неизменно одинока. Автор полагает, что Россия преимущественно населена матерями-одиночками, а их уникальный опыт так и не был подвергнут вдумчивому художественному осмыслению. Явление женского эпоса давно предощущается, и Некрасова заявляет намерение заполнить эту лакуну в современной русской литературе.

Философия «Домовой любви» анти-антропоцентрична. В каждом тексте сборника героини осознают себя частью, а не центром мира, и принимают без усилия, что их познание ограничено домашней ойкуменой. Как древние люди, они заново называют мир вокруг себя — будто видят его впервые, будто словесности до них не было вовсе, — и выстраивают с обновленной реальностью осторожные отношения. К примеру, мир героини из поэмы «Лётка, или Хвалынский справочник» становится безопасным и пригодным для жизни только после того, как она переназвала его, дала имена растениям, птицам и животным, не удовлетворяясь общепринятыми названиями. Также не удовлетворяется общепринятыми словами Евгения Некрасова. Смешивая в ведьмовско-писательском котелке прозу, поэзию и эссеистику, она синтезирует гибридные формы, рожденные в загадочном содружестве Википедии и стихов: «Лотос — 1) род двудольных растений, единственный представитель семейства Лотосовые; 2) форма родимого пятна на запястье Ольги» («Лётка, или Хвалынский справочник»).

Покидая дом, человек оказывается на чужбине — в не-своем пространстве, где за каждым его шагом наблюдают внимательные глаза существ из другого мира. Автор дает голос воде, земле, камню, духам, птицам, Байкалу. Хтонические существа олицетворяют дикую природную мощь и наказывают человека безжалостно, как боги в античных мифах. Девочка из рассказа «Кумуткан» не задает лишних вопросов, а просто знает, что Байкал живой и непременно ее погубит в отместку за то, что отец — охотник. Так работает тонкое равновесие мира, где человек постоянно ходит по краю пропасти между бытием и не-бытием, явью и навью. Космогония по-некрасовски выглядит мрачно, но завораживающе.

Писательница использует мифы, чтобы рассказать по-новому старые истории о главном: бедности, алкоголизме, насилии, разобщенности, нелюбимых детях и таких же нелюбимых взрослых. Заунывные напевы и магические сказки внезапно пробуждают сострадание и со-горевания в душе современного человека, который давно оброс панцирем невосприимчивости.

Немагические истории

В новом сборнике социальная проблематика проявляется сильнее, чем в прежних книгах автора. Тексты «Домовой любви» тоже обильно сдобрены магией, но есть сюжеты с пониженным градусом чудесного. Некрасова прекрасно понимает: нельзя вечно эксплуатировать кикимор и домовых, поэтому пробует себя в создании более «жизненных» рассказов. К сожалению, лишенный мифологической опоры, текст блекнет, тускнеет и утрачивает ту самую жизнь.

В первом рассказе «Квартирай» героиня Зина переезжает в Москву из маленького городка, потому что она иная: чайлдфри, феминистка, бисексуалка и далее по списку. В Москве девушке удается обзавестись квартирой, осталось обзавестись любовью. Мужчина Зининой мечты находится, но квартира «не пускает» возлюбленного и ставит героиню перед нелегким выбором: квартирай или любовь. Автор строит этот рассказ на базе мифа об идеальной квартире и идеальном мужчине, практически отказывается от магии и использует мало языковых превращений. К сожалению, для читателя, раскачавшего вестибулярный аппарат на горках «Калечины», такой текст оказывается ненамного интереснее объявления о поиске жилья, а образ героини и вовсе превращается в анекдотический хипстер-штамп. Нет, без магии тут не обойтись.

Однако кое-что острозлободневное и прекрасное Некрасовой всё же удалось. Поэма-социальный эксперимент «Музей московского мусора» повествует о том, как из Москвы в Коломну свозят мусор и отходы-эмоции жителей мегаполиса.

Всё это пропахло горем,
Напиталось горем,
И поехало в Коломну,
Лежать на свалке и фонить.

Мусорный ветер из Москвы приносит печальные стихи и ядовитые отходы чувств. Город и мир стонут под бременем мусорных печалей. Так Некрасова творчески интерпретирует набирающую популярность волну эко-активизма. Поэма состоит из несколько сюжетов и связана воедино образом Марины Мнишек, которую тоже «выкинули из Москвы». Песня мусорного кризиса написана Некрасовой в Коломне и талантливо замешана на благодатной почве древнерусской тоски и самых острых социальных вопросов.

«Домовая любовь» Евгении Некрасовой — дань интересному времени и попытка понять, как человеку в одиночку удается выстоять против хаоса. И хотя хаос непреодолим, и оптимизма в этих сюжетах немного, есть надежда на чудо любви в каждой отдельно взятой квартире.