Премия
Текст: Владимир Березин
Фотография: из архива автора
Писатель-пешеход Владимир Березин о том, что всякая награда — не только деньги.
...что ждёт, что в крайнем случае согласна на медаль.
Алексей Фатьянов
Много лет назад, когда президент Перон окончил свой жизненный путь, Генеральный секретарь Брежнев был ещё бодр, а Михаил Барышников не вернулся в СССР, то в нём, в этом самом СССР, придумали орден «Трудовой славы» трёх степеней. Орден этот, в отличие от своего военного аналога, особой популярностью не пользовался, хоть и предназначен был для простых людей — рабочих и колхозников.
А ещё в том же 1974 году на экраны вышел фильм «Премия» — как раз из жизни этих самых простых рабочих. Фильм этот снял режиссёр Микаэлян (судя по воспоминаниям, съёмки были чудом организации и планирования) по сценарию Александра Гельмана. Дело там было вот в чём: главный герой, бригадир Потапов, вместе со всей своей бригадой отказывался от премии, потому что премия полагалась за перевыполнение плана. А план строительному тресту, где работает Потапов, скорректировали, он стал меньше, и, выходит, премия получена нечестно. Начинается заседание парткома, где бригадира призывают не раскачивать лодку, а он нудно объясняет, что, если образовать работу лучше, то и корректировать ничего не надо — в общем, детально разбирая этот текст с какими-нибудь студентами, можно многое им объяснить про плановую экономику и то, куда потом подевались все наши полимеры.
Для нормального зрителя конфликт этот был довольно сильный — Потапову начислили семьдесят рублей, остальным — кому по пятьдесят, кому по сорок. Деньги эти не такие маленькие — особенно для 1974 года. И вот обыватель понимал, что тут кроется какое-то удивительное противоречие — не бригадира с директором, а между абсолютной ценностью денег и мотивами отказа от них. Не говоря уж о противоречии с тем, что обыватель видел вокруг себя.
В силу возраста я тогда не сильно задумывался над абсолютно фантастической ситуацией в фильме (и пьесе), но потом видел много отказов от премий, которые не ухудшали, а улучшали общественное положение лауреатов. Отказывались и от главной премии планеты — Нобелевской, и не всегда вынужденно. Некоторые, к примеру, брали только деньги. Бывало один из двух лауреатов отказывался, а другой — нет.
Но это всё подводка к нехитрому рассуждению о том, что мы не очень представляем, как работают некоторые жизненные ценности, а Нобелевская премия среди них. Это такая часть мифа о мензуре Зоили, причём не только литературы касающейся.
А Нобелевская премия вообще неоднородна — Нобелевская премия мира даётся в Норвегии, а то, что иногда называют «Нобелевской премией по экономике» вообще учредил банк Швеции, и она имеет мало отношения к основному корпусу премии. И вот этот сложный механизм с длинными сроками рассекречивания документов (и то не всех) работает не очень понятным для обывателя образом.
...выбор лучшего с помощь монетки тоже прекрасен
То, что случилось весной 2018 года, изрядно разнообразило эту картину. Имеется в виду очередной скандал с приставаниями и неподобающим поведением человека, который считался (как оказывается) серым кардиналом литературной части премии. Часть комитета ушла в отставку, кворума для голосования нет, и возникло не только этическое, но и технологическое недоумение. И если раньше кому-то могло показаться, что Нобелевская премия — это составная часть мирового заговора, что где-то в Стокгольме сидят мудрецы и взвешивают целые направления человеческой деятельности, то скандал в благородном семействе Шведской академии эти представления окончательно развеял.
Вроде как пёсик забежал в потайную комнату, и Великий Гудвин оказался простым ярмарочным фокусником. И не в том дело, что кто-то ожидал беспристрастного суда, нет — выбор лучшего с помощь монетки тоже прекрасен. Само мироздание диктует его — с вероятностью одна вторая. А тут оказалось, что всё как-то пошло, мелочно, предполагают торговлю списками лауреатов до объявления, и прочие печальные вещи. Общественность бурчит, что Гудвин голый, а не великий и ужасный, и вообще не настоящий.
Раньше можно было поругивать премию за ангажированность — Пастернак, ЦРУ, Советы, ГУЛАГ, Солженицын, но это была настоящая драка. Вереница политкорректных лауреатов — и это можно было понять, хотя я помню тот осенний день, когда объявляли победителя, и книжные журналисты начинали лихорадочно бегать по редакциям: «Боже, кто это? Про что он пишет? Кто знает сюжет? Это вообще мужчина или женщина?!». В 2018 году журналисты избавлены от этого безумства — премия по литературе присуждаться не будет.
Теперь самое время спросить себя: это хорошо или плохо? Даже иначе — сохраняется ли смысл этой премии в изначальном виде? Или — ужасен ли скандал?
Я бы сказал, что скандал совершенно не ужасен. И прошлые решения Нобелевского комитета помогали понять какие-то очень интересные процессы в литературе и обществе — например, в случае со Светланой Алексиевич, интересна вовсе не русофобия, подлинная или мнимая. Вообще, весь пласт политических дискуссий наполнен идиотами с обеих сторон. Но есть куда более интересный вопрос об авторстве — если книги лауреата это точное документальное отражение, и ценность их в точности записанных голосов. «150.000.000 авторов этой поэмы имя». А если заслуга автора в беллетризации чужой речи, то как мы можем говорить о подлинном документе? Или Боб Дилан, как автор песен (в нобелевской речи он говорил как раз о кардинальном отличии стихов и слов в песнях) — что говорит нам этот казус?
Всё это очень полезно для обдумывания. Даже некоторое смещение фокуса общественного внимания не вредит никому (кроме близких к победе учёных и писателей). Во время исчезновения из фокуса общественного внимания конкурса «Евровидение» и Олимпийских игр я не заметил, что мои соотечественники как-то поглупели. Нет, Нобелевская премия, конечно, останется, ведь это такой аналог книги Гинесса для обывателя. А для лауреата это своего рода гарантия безбедной жизни после Нобелевской речи. Дело не в миллионе долларов, а в том, что учёный, сертифицированный Нобелевским комитетом, несколько иначе может вести себя с источниками финансирования, а писатель с медалью в кармане не должен беспокоиться о тиражах. Он вообще может ни о чём не беспокоиться, а просто разъезжать по миру, показывая себя людям. Тот самый орден «Трудовая слава», с которого начался этот рассказ, гарантировал (в случае получения трёх степеней) пятнадцатипроцентную прибавку к пенсии, бесплатный проезд и покупки без очереди. Так и тут — лауреат может отказаться от премии, как Сартр или бригадир Потапов, но это Потапов вернёт семьдесят рублей, а доходы Сартра всё равно вырастут. Нобелиаты всё равно останутся в истории — вы посмотрите на этот список Шиндлера, скольких вы знаете навскидку? А скольких читали? А они там есть — и навечно.
...медаль с профилем изобретателя динамита вряд ли изменит положение на рынке книг Джоан Роулинг
Итак, вышло, что премия, по крайней мере, в области литературы, организована дурно. Сейчас аккуратные шведы будут латать репутационные дыры и пытаться отстроиться заново, как погорельцы.
Но интересно совершенно другое — дело в том, что ХХ век предполагал иерархичную конструкцию искусства, в том числе литературы. Наверху было немножко гениев (В России — один Пушкин), дальше шли великие писатели, под ними было место для просто выдающихся. В нынешнее время никакой пирамиды нет — каждый читатель выстроил себе персональную пирамидку на своём дачном участке. В этих сооружениях есть, разумеется, общие блоки, но они даже не обязаны быть иерархическими пирамидами, могут быть перевёрнутыми, представлять собой цилиндр, куб или вовсе — аморфную кучу. Наиболее мизантропические люди догадывались, что никакой Нобелевский список никому, кроме книжного рынка, не указ. Да и то — медаль с профилем изобретателя динамита вряд ли изменит положение на рынке книг Джоан Роулинг.
Теперь обо всём этом просто заговорило больше людей.
Перед нами эпоха перепроизводства литературы: хорошо поддерживать прочность иерархической пирамиды, когда писателей мало, а миллионы потенциальных читателей неграмотны. Но теперь-то число писателей приблизилось к числу читателей, и текстов произведено слишком много.
Подсказок нет, сарафанное радио врёт через раз. Сиди себе, читатель, пробуй и ошибайся. Ты сам себе бригадир Потапов — хочешь серьёзно относись к шведскому золоту, а хочешь — нет.