Образ и подобие Божие
Текст: Елена Сафронова
Обложка предоставлена проектом ИД «АСТ»
Литературный критик Елена Сафронова о человеческом и божеском в книге «Доктор Лиза Глинка».
Доктор Лиза Глинка «Я всегда на стороне слабого» : дневники, беседы / сост. С. Алещенок; предисл. К.Соколовой; послесл. Г.Глинки. — Москва : Издательство АСТ : Редакция Елены Шубиной, 2018. — 318 с.
Отношение живых к ушедшим из жизни регламентируют поговоркой «О мёртвых либо хорошо, либо ничего» в значении «Мёртвым можно только петь панегирики».
Меж тем крылатая фраза вырвана из контекста. Спартанский поэт и политик Хилон изрек: «О мёртвых либо хорошо, либо ничего, кроме правды». Когда, на каком этапе развития человечество отбросило «архиважное» окончание фразы, радикально изменив её смысл?..
«О мёртвых либо хорошо, либо ничего» стало фактически правилом. Не общее ли место, что о любом мало-мальски заметном человеке посмертная книга, телепередача, фильм выходят с перевесом «рекламной» информации?.. Констатация же нелицеприятных фактов об усопшем — или даже недостаточный «градус восхищения» — вызывает неодобрение. Показательно довольно широкое неприятие творческими кругами автобиографической повести В. Катаева «Алмазный мой венец»: мол, автор дождался, пока все товарищи его молодости умрут, и очернил их — хотя, положа руку на сердце, повесть не столько дискредитирует Ключика, Синеглазого, Друга и прочих, сколько рисует их не небожителями, а обычными людьми со слабостями.
Весь этот «бэкграунд» приходил мне на ум, пока я читала книгу о Докторе Лизе, выпущенную издательством АСТ. Возможно, ошибаюсь, но создается впечатление, что составляющей книгу команде не хотелось ни впасть в откровенную сусальность, ни пойти против «закона» «либо хорошо — либо ничего». Задача трудная, ибо двойственного отношения к её деятельности Елизавете Глинке и при жизни хватало. Одни называли её едва ли не святой, другие бранили за то, что развела в столице «рассадник бомжей». В книге отражены обе позиции.
...о жизни покойной Доктора Лизы рассказывает сама же Доктор Лиза
Выход, который нашла редакция Елены Шубиной, близок к оптимальному. Книга сделана так, словно Елизавета Глинка написала её сама — в основу положен ЖЖ-дневник героини с 2005 по 2014 годы. Он занимает примерно две трети сборника. Остальные материалы — расшифровка телевизионной беседы в «Школе злословия» в 2007 году, интервью изданиям «Большой город» и «Собеседник» в 2011 году, ответы детишкам в передаче «Сто вопросов взрослому» в 2013 году, передача «За обедом» на канале «24» в апреле 2014 года и последнее прижизненное интервью, данное журналу «Сноб» в ноябре 2014.
Иными словами, о жизни покойной Доктора Лизы рассказывает сама же Доктор Лиза. Это разрешает и объясняет и заголовок от первого лица, несколько патетический, и эмоции, и непосредственность речи. Последнее замечание оттого, что книга маркирована 18+, так как «содержит нецензурную брань», но в тексте «нехорошие» слова принадлежат, во-первых, лишь единичным действующим лицам, а во-вторых, приведены с отточиями. Более того, «авторский» рассказ имеет право и на возможные ошибки и неточности: личный угол зрения, что вы хотите!..
Материалов, написанных другими людьми, в книге всего два: предисловие «Дар Лизы» журналиста Ксении Соколовой, ранее пресс-секретаря Глинки, а теперь президента её фонда, и заключительная статья мужа Глеба Глинки «После слов». Они «закольцовывают» текст, выстраивающийся во взволнованный монолог Елизаветы Глинки с перебивками сторонних вопросов, и придают книге интонацию «вослед», ибо написаны, когда Доктора Лизы уже не было в живых.
Предисловие и послесловие представляют Елизавету Глинку в самом положительном свете, что подразумевается, если о человеке рассказывают близкие люди, остро переживающие боль утраты. «Писать о Елизавете и тем самым признавать, что она не вернется, мне удается с трудом», — говорит вдовец. Глеб Глинка повторил о супруге общеизвестные вещи (хосписы в Москве и Киеве, гуманитарные поездки на Донбасс и в Сирию, гибель в авиакатастрофе 25 декабря 2016 года), сделав акцент на личности Лизы. На её любви к матери, Галине Ивановне: пожилая женщина после инсульта полтора года пролежала в коме в госпитале Бурденко, Лиза навещала её каждый день утром и вечером и покупала для мамы «специальное» мясо в одном и том же магазине. Медсестры говорили, что многие начинают ходить за близкими так ревностно, а потом надоедает; но не Елизавете. На ее женственности, любви к «изящным старомодным женским принадлежностям». На привычке передаривать подарки тем, кому, считала Лиза, вещь нужнее; на том, что в подвал её фонда порой приносили брендовые вещи из гардеробных «сливок общества», и Елизавета раздавала дорогие туалеты своим подопечным; на весёлом характере и любви к розыгрышам, и тут же — на её вере в Бога. Глеб подчеркивает, что Лиза была православной, но не религиозно нетерпимой. У своих пациентов она никогда не спрашивала о вероисповедании и рассталась со священником, который отказывался работать с лицами «неправильной» веры.
Статья Ксении Соколовой более сентиментальна. Журналистка называет Доктора Лизу «второй мамой», без которой на свете очень холодно. Она рассказывает об истории их знакомства, о том, как они поначалу не понравились друг другу и некоторое время «приглядывались», но лёд растаял, и Лиза стала опекать Ксению... Позже, в 2014 году, когда на фоне регулярных рейсов на Донбасс Лизу начали шельмовать в соцсетях и изданиях, уже Ксения взяла на себя «патронаж» над Лизой.
Доктор Лиза рассказывает о ком и о чем угодно, кроме собственной персоны
Ксения пишет о Докторе Лизе метафорично: «... ее уникальной отличительной особенностью было то, что к базовым потребностям человека, таким как воздух, вода, пища, сон, в ее случае была добавлена еще одна — потребность помогать тем, кому плохо, кто оказался в беде».
Подруга, задавшая тон книге, и муж, рассказавший о житейских деталях после слов жены, сделали для издания большое дело: сформировали человеческий образ Елизаветы Глинки, ибо Доктор Лиза рассказывает о ком и о чем угодно, кроме собственной персоны. Это было принципиально: единственная частная информация, которую она обнародовала — это то, что у неё муж, американский гражданин с видом на жительство в России, и трое сыновей.
Если бы книга была составлена из чужих текстов, то, скорее всего, оказалась панегириком. Лишенная «личностных» ноток, стала бы хроникой существования хосписов в Киеве и Москве, работы в фонде и гуманитарных поездок на Донбасс. Впрочем, о Донбассе в книге очень мало. С лета 2014, когда Доктор Лиза постоянно ездила в Донецк с гуманитарной миссией, она прервала интернет-дневник, и это было осознанное решение: «Я — не журналист. Для меня самое главное — оказание квалифицированной помощи всем, кто в ней нуждается. Это не так просто, как кажется, по многим причинам. ...И еще потому что война. В которой я ничего не понимаю, но соблюдаю нейтралитет ради больных и раненых людей. У меня нет стремления к пиару ценой жизни тех, кто находится в опасности. Любое слово, любое действие может быть воспринято двояко, потому что и информационная война идет тоже. Я не бросаю помощь, я буду помогать точно так же, как раньше, но до момента, пока не наступит мир, я не буду давать интервью ни одному изданию».
Этот зарок Глинка выполнила с одним исключением: тем самым интервью «Снобу» в конце 2014 года, которое было вынужденным и неприятным ответом на то, что Ксения Соколова называет «травлей».
Зато будни хосписов и бездомных Елизавета никогда не отказывалась описывать. Положа руку на сердце, это очень тяжелые темы и сюжеты. Читать порой невыносимо. А человек писал на протяжении девяти лет, варясь в этом «котле».
Ксения Соколова отмечает, что «Лиза обладала подлинным писательским дарованием. ...Показательно и то, что в своем ЖЖ она очень мало писала о себе. Но то, как она говорила о других, помогает лучше понять и увидеть ее саму».
Соглашусь с Ксенией в оценке писательских данных Елизаветы Глинки: блог ничем не уступает популярной современной прозе. Зарисовки сделаны «летучим» пером, как будто наспех (почему как будто?), но мастерски. Не секрет, что выстроить миниатюру трудно — передать главное, выразить конфликт или драму несколькими штрихами. Глинке это удаётся. Приведу самые короткие записи:
«Андрей
Ухудшился сегодня утром. Резко. Болей нет. Полная апатия. Бедный мальчик.
Он так трогательно пригласил меня на кофе — попросил санитарку купить пакетик для меня за одну гривну, заварил в две чашечки. Рассказал о своей семье, о слепой маме, несчастном, замотанном жизнью папе, потерянном после распада СССР, о спивающемся брате.
Перед моим отъездом сел в коляску и тихонько подкатил к ординаторской. Я вышла — он улыбается.
— Вас проводить пришел (он до сих пор говорит приишел)».
«Вечернее материнское
Укладываю спать младшего. Под подушкой нашла написанный от руки плакат. Кривыми такими буквами.
„ХОСПИС ОТНИМАЕТ РОДИТЕЛЕЙ“.
К моему отъезду в Москву приготовил.
Он прав».
«Отличие
Один бродяга сегодня нагрубил мне. Злобно, раздраженно, вылив всю свою накопившуюся за жизнь обиду. Поев, подошел и попросил прощения. В этом они отличаются от нас, благополучных. Мы часто обижаем и редко просим прощения».
Лиза пишет обо всех своих пациентах с искренней любовью
В таких вот лаконичных — то несколько строчек, то полстранички, то две — историях блога Доктора Лизы проходят человеческие судьбы. Преимущественно нерадостные: в хосписе ждут неизбежного больные раком, в «подвал» у Павелецкого вокзала привозят жертв запредельной жестокости: ночующих на улице часто обливают чем-то горючим и поджигают. Читаешь такие записи точно анамнез; но не неведомому бездомному, а сытым, живущим в своих домах нелюдям.
Точно в калейдоскопе, проходят фигуры Тритона — бизнесмена, заказывавшего в хоспис лучшие вина и полностью обставившего свою палату, последним желанием которого было... принести ему козлёнка, как единственное светлое воспоминание о деревенском детстве; Карасика, въехавшего в хоспис вместе с умирающей Фирой и канарейкой в клетке — после смерти жены он оставил птичку Лизе; матери, которая попросила богатого спонсора посмотреть «Раймонду» с участием её мальчика... Лиза пишет обо всех своих пациентах с искренней любовью. Сознаю, что у кого-то может возникнуть обратное ощущение: «смакования» чужих бед, упоения собственной благотворительностью... Словно заранее парируя подобное прочтение, Ксения Соколова написала в «Даре Лизы»: «В своей уверенности, что человек есть образ и подобие Божие, а потому его надлежит уважать, сострадать и оказывать помощь, даже если он находится в самом жалком состоянии, Лиза была абсолютно непоколебима».
Елизавета Глинка напомнила нам всем, что любой человек — Божий образ. Она сохранила на страницах своего дневника память о тех, кого в лучшем случае вспоминали бы только родные, и тех, кому вообще бы ни словечка над могилой (и самой могилы) не досталось.
Меня больше всего тронула простодушная заметка «За что нам говорят спасибо?» из первого хосписа Доктора Лизы.
«Не понимаю. Ведь обыденные вещи делаем. ...Почему больные и их родственники благодарят так, как будто мы спасаем их?» — задавшись этим вопросом, Глинка вывесила объявление около ординаторской: «УБЕДИТЕЛЬНАЯ просьба не приносить персоналу тортов, конфет и денег».
«...А старушка из Нежина, чей сын лежал в хосписе, поглядев, долго топталась у моей двери и сказала:
— Доча, я тебе ни тортов, ни конфет не принесла, как ты и написала. Вот тебе сало, яйца и молоко утреннее.
P.S. Конечно, я взяла ее молоко, и яйца, и сало. Она от всего сердца. Это я понимаю. Но я о другом... О том, что очень хочется, чтобы больные и близкие их были свободны».
...Когда-то я работала в провинциальной медицинской газете. Готовился номер по врачебной этике, и главный редактор, врач по профессии, вознамерилась поставить в него рассказ Булгакова «Полотенце с петухом». Как историческое свидетельство того, что врачам положено нести. Интересно, поставила бы та дама в номер рассказ Доктора Лизы?..