18+
29.08.2018 Тексты / Интервью

​Анна Ремез: «Стихи — это всегда книжки-картинки!»

Беседовала Алена Бондарева

Фотография: из архива А. Ремез

Писатель и переводчик Анна Ремез рассказала Rara Avis о русской и западной традиции издания книжек-картинок.

— Аня, вы преподаёте английский язык. А когда и почему взялись за художественный перевод?

— Получилось всё, с одной стороны, случайно, а с другой — закономерно. В юности я хотела стать переводчиком. Окончила курсы переводчиков деловых переговоров, читала учебники по переводу, пробовала переводить фильмы, иногда были небольшие заказы, но потом я ушла в другую сферу. Прошло много лет, я была уже автором нескольких детских книг, работала в школе, также написала на английском магистерскую диссертацию по книжкам-картинкам, и вот издательство «Поляндрия» дало мне редактировать книжку Дороти Эдвардс «Моя озорная сестрёнка». А на вторую книгу я предложила себя в качестве переводчика, и редактор Анна Шилина согласилась. Так началось наше сотрудничество.

— А какой теме была посвящена ваша магистерская диссертация?

— Я училась в РГПУ имени Герцена на русско-финской программе «Раннее обучение иностранным языкам» — дошкольников и младших школьников. Тема работы: «Использование аутентичных книжек-картинок в обучении лексике». То есть неадаптированных книжек, которые выпускаются не для обучения, а для чтения носителями языка. Для детей такая «настоящая» книжка — это что-то удивительное и необычное. Зарубежной педагогикой тема вполне проработана, есть пособие с планами уроков, в котором фигурируют хорошо известные у нас книжки Эрика Карла, например. Педагог из Португалии Sandie Mourao приезжала в Россию с семинаром для учителей по книжкам-картинкам. Идея в том, чтобы, проходя с детьми тему «цвета» или «дни недели», строить уроки на основе «Очень голодной гусеницы», к примеру. На каждую тему наших школьных программ найдутся такие варианты. Соответственно, я собирала и обобщала всё, что написано по поводу книжек-картинок в обучении и придумывала свои планы уроков по одной книжке. К российской действительности это можно применить под грифом «внеурочная деятельность», с третьего класса.

— Скажите честно, с какими трудностями сталкивается переводчик книжек-картинок?

— Казалось бы, тут не должно быть трудностей, ведь текста мало. Однако, они есть. Во-первых, английское предложение часто на странице занимает больше места, оно длиннее, по-русски то же самое можно сказать двумя словами. Но в книжке-картинке симбиоз текста с иллюстрацией, потому это соотношение объёма важно, и бывает сложно «растянуть» фразу под картинку. Во-вторых, англоязычные авторы очень любят выделять курсивом слова с юмористической окраской, а у нас эта манера из литературы ушла, она непонятна маленьким детям, поэтому нужно передавать юмор только языковыми средствами. В-третьих, есть трудности с переводом звукоподражаний. В книге Криса Хоутона «Всем спокойной ночи» звери спят, издавая звук «Z-z-z». Ну вот как передать это по-русски? Не «хр-р-р» же. Долго голову ломала над этим. А бывает, что совершенно невозможно сохранить рифмованные строчки, включённые в текст, по-русски прозаический вариант звучит лучше. Сложно также переводить «говорящие» имена, но это и самое интересное. А ещё бывает имя вообще не звучит по-русски, нужно придумать новое. Иногда не понятно, кто персонаж — он или она, например, если это «babybear» (медвежонок).

Мерфи Д. Папа слон за главного. / Пер. с англ. А. Ремез, — СПб.: Поляндрия, 2017. — 32 с.


— Кого понравилось переводить и почему?

— Мне очень понравилось переводить книги Джилл Мёрфи про многодетную семейку слонов. Это целая серия про вечно замотанную маму, её мужа и детей, вышли уже две книги — «Пять минут покоя» и «Папа слон за главного». Кстати, в оригинале их фамилия — Large («большой»). У меня — папа Слон и мама Слон, причём без склонения, как фамилия. Понравилось потому, что там много текста, это полноценная история, хорошие диалоги, а именно их я люблю переводить больше всего. Дарю эти книги многодетным мамам, и они говорят, что узнают в героях себя и свою семью. А ещё отличная книга Джен Ормерод «Обмен», где сестрёнка пробует поменять младшего братика на какого-нибудь другого, но в итоге понимает, что он — самый родной и самый лучший. Такая актуализация детской ревности через смешные ситуации и диалоги.

— А кто был самым непереводимым? И в чем заключалась сложность?

— Трудность была с книгой-игрушкой «Крадётся тигр» Себа Брауна. Книжка для малышей, а фразы там довольно витиеватые, но если их упростить, то получиться совсем примитив: «это жираф», «это слон». Хотелось сохранить авторский стиль, поэтому «Медведь слушает шорохи, принюхивается к ароматам леса». На самом деле, чем меньше текста, тем труднее, мало места для манёвра. Самым непереводимым оказался «Богтроттер». Много было споров по поводу имени этого смешного болотного существа, которое однажды решилось выйти за привычные рамки своей жизни. Буквальный перевод — «болотный бегун», но это, конечно, никуда не годится. Вот так и бегает он по книге Богтроттером. Трудно переводить игру слов. «Perfectly Norman» Тома Песиваля стал «(Не)обыкновенным Норманом», и это находка редактора Дарьи Седовой.

Джен Ормерод. Обменю / Пер. с англ. А. Ремез. — СПб.: Поляндрия, 2016. — 32 с.


— Почему русские художники и писатели сегодня не очень-то любят книжки-картинки? Поправьте меня, но красивые подарочные издания, графические романы, азбуки, а вот как таковой русской книжки-картинки почему-то нет.

— В нашей традиции книжка-картинка — это, прежде всего, стихи. В советское время их вышло множество, и сейчас они переиздаются. А что касается прозы в картинках, то это не очень наше. Психологически принять тот факт, что книжка, где мало слов и много картинок — тоже Литература — сложно. Писателю в том числе. Но многие увлечённые чтением современные мамы покупают такие книжки чемоданами, их очень любят книжные обозреватели и видеоблогеры, поскольку прочтение не требует многих часов и долгого анализа. Кроме того, в зарубежном книгоиздании обычно автор текста и художник — один и тот же человек. Кстати, иногда иллюстрации превосходят качество текста, потому что далеко не всякий талантливый иллюстратор может сочинить интересную и проникновенную историю. А у нас, как правило, автор и художник — это разные люди. И к издателю пробивается в первую очередь писатель, потом издатель выбирает к его тексту художника. Есть хорошие книжки-картинки у Ирины Зартайской, у Анны Никольской.

— Говоря о том, что в России традиционно выходит много книг с картинками и стихами, вы на самом деле затронули очень интересную тему. На Западе действительно книжек-картинок пруд пруди и посвящены они разным малышовым проблемам. Например, Исоль рассказывает о том, откуда берутся дети, Нурдквист пишет о дружбе и боязни одиночества, Роб Скоттон забавно повествует о вечных ценностях, Пернилла Стальфет — о смерти. У нас же из проблемных книжек-картинок вспоминается только недавняя работа Ирины Зартайской «Никто меня не любит», проиллюстрированная Елизаветой Третьяковой. Может быть, дело не только в советской традиции, но и в том, что стихи изначально предполагают игру, а настоящая книжка-картинка — диалог?

— У Иры Зартайской ещё есть книжки про Пряника и Вареника и про зайчика, который в школу пошёл. У неё очень хорошо получается работать в таком жанре. Книжка-картинка обычно раскрывает какую-то одну тему. И сделать это непросто, минимум текста при максимуме смысла. Насчёт проблемных книжек-картинок — тут что-то действительно на уровне менталитета, не наше это, мне кажется. Ну по крайней мере, пока, в нынешней литературной ситуации.

— А что насчет издателей? Что такое книжка-картинка для них?

— Конечно же, источник дохода. Книжки-картинки ведь покупают для малышей, спрос велик. Родители уже приучены к таким книгам и любят их, потому что они интересны детям.

— Кто из русских писателей и поэтов, по-вашему, мог бы создать любопытную книжку-картинку?

— У нас выходит много замечательных сборников стихов, а ведь стихи — я повторюсь — это всегда книжки-картинки! У Юлии Симбирской, Анастасии Орловой, Михаила Яснова, Марины Бородицкой, Сергея Махотина и других современных поэтов. А из потенциальных авторов назову Анну Анисимову, она пишет для малышей, поэтому у неё обязательно выйдет какая-нибудь замечательная книжка-картинка.

Не всякий художник — писатель

— Давайте еще о русских художниках поговорим. Олейников, Спирин, Ломаев, Петелина, Челушкин — люди в детской иллюстрации знаменитые. А кто из относительно молодых (как у нас их называют — начинающих) художников, по-вашему, может стать автором хорошей книжки-картинки?

— Я могу судить только по книгам уже существующим — Кати Толстой, Николая Воронцова, Дарьи Герасимовой, Ольги Фадеевой. Они уже зарекомендовали себя, как авторы книг с собственными иллюстрациями. Про совсем молодых да ранних не скажу, поскольку это всё-таки не моя сфера интересов.

Персиваль Т. (Не)обыкновенный Норман. / Пер. с англ А. Ремез. — СПб.: Поляндрия, 2018. — 32 с.

— Мы уже говорили сегодня о том, что в России принято сначала писать текст, а потом искать иллюстратора. Но русские художники часто тоже не стремятся работать самостоятельно. Поправьте меня, если я ошибаюсь, но вспоминается только Олейников, с его недавними графическими романами, остальные предпочитают выступать как иллюстраторы.

— Не всякий художник — писатель. Других объяснений я не вижу. Да и зачем? По-моему, это очень здорово, когда два разных человека работают над книгой: два мира пересекаются, чтобы гармонично дополнять друг друга. Я знаю случаи, когда художник рисует иллюстрации, а потом обращается к авторам с предложением написать к ним текст. И писатели сочиняют тексты к уже готовым картинкам, у Игоря Шевчука, например, есть такой сборник стихов «На краю детства», который начался с иллюстраций Саши Ивойловой. Я однажды тоже не без труда придумывала историю к книжке-картинке по просьбе художника, но она пока не опубликована, к сожалению.

— Кто из русских переводчиков, работающих над переводами детской и малышовой литературы, на ваш взгляд, сегодня наиболее интересен и почему?

— Огромное уважение и восхищение вызывает работа Ольги Мяэотс, Ксении Тименчик, Ольги Дробот, Ольги Варшавер, Веры Комаровой. Очень нравятся переводы с финского Анны Сидоровой, особенно серия книг про «Тату и Пату» — это просто что-то невероятное, там каждая надпись на коробочке, баночке, в газете переведена с юмором и с изюминкой. Говорить о переводчиках, которые часто остаются как бы «за кадром» всех литературных событий важно и нужно, и я очень рада, что мы затронули эту тему.

— А из молодых переводчиков книжек-картинок, чьи работы заслуживают внимания?

— Знаю, что отлично переводят книжки-картинки Ася Петрова и Анастасия Строкина, это талантливые писатели, мастера своего дела.

— И последний вопрос. Кого из зарубежных авторов вы мечтаете перевести?

— Мне бы очень хотелось перевести хороший подростковый роман. И ещё книжки Анжелики Бэнкс про девочку, которую зовут... Вторник. Вот и думай, как её называть — Тьюсдэй или Вторник. Уже интересно.

Другие материалы автора

Алена Бондарева

​Мама, выдыхай! И другие советы Никитиных

Алена Бондарева

Курс Шишкина

Алена Бондарева

​Том Голд. Я не рисую идеальные комиксы

Алена Бондарева

​Кристофер Меррилл. Поэзия — это исследование