18+
23.11.2016 Тексты / Статьи

​Притягательный Шон Тан

Текст: Наталья Медведь

Иллюстрация: Тан Ш. Красное дерево. / Пер. К. Бобкова, М. Богданов, А. Инглессе. — М.: Комильфо, 2015. — 32с.

Обозреватель Rara Avis Наталья Медведь о магии одиночества в иллюстрациях австралийца Шона Тана.

Среди заметных художников-иллюстраторов бывают те, кому удается доходчиво выражать глубокие идеи в простых и лаконичных рисунках, встречаются и талантливые стилизаторы, украшающие любой попавший к ним текст, их иллюстрации часто выделяются утонченной техникой. И, наконец, существует счастливое меньшинство, представители которого и рисуют сногсшибательно, и зашифровывают смыслы так, что над их катинками приходится поломать голову. К таким авторам относится австралиец Шон Тан (р. 1974), работающий на стыке жанров графического романа и иллюстрированной книги.

Шон Тан вырос в Перте, крупнейшем городе штата Западная Австралия. Это несколько изолированная от «большого мира» территория, да и вся Австралия не самое бойкое место. Своеобразие жизни на отшибе большой и развитой страны отражается в книгах Тана. В них встречаются экзистенциональные мотивы заброшенности, ничтожности отдельной личности на фоне принятого уклада жизни, поиска путей самоопределения.

Еще в школе Шон Тан прославился как мальчик, который «хорошо рисует», а в подростковом возрасте он уже начал профессиональную карьеру художника с оформления научно-популярных рассказов и ужастиков для небольших независимых журналов. Некоторое время он иллюстрировал чужие тексты, но после громкого успеха его собственных книг практически покончил с коллаборациями, сосредоточившись на собственных проектах. Сам художник объяснял, что каждая книга требует от него колоссально много времени, затрачиваемого на кропотливую работу над эскизами и реализацию тяги к перфекционизму. Такой подход привел Шона Тана к мировой известности: в 2011 году он удостоился Премии имени Астрид Линдгрен ALMA за вклад в развитие детской литературы как автор книг и иллюстраций, раскрывающих конфликтные социальные, политические и исторические сюжеты. Высочайшая награда определила место Шона Тана в пантеоне современных детских иллюстраторов, что стало добрым знаком и для всего направления серьезных графических романов в круге детского чтения.

Шон Тан любит подробно рассказывать об истоках своего мастерства. В авторских заметках к книгам он часто с удовольствием перечисляет произведения искусства, подсказавшие ему те или иные визуальные решения, а в интервью с благодарностью вспоминает мастеров, которым многим обязан, от гения эпохи Возрождения Иеронима Босха до классика книжной иллюстрации ХХ века Криса Ван Олсбурга или, например, культовых современников Тима Бертона и Терри Гиллиама. Еще Шон Тан любит подробно описывать рабочий процесс и применяемые техники на своем официальном сайте и в блоге, который он ведет самостоятельно. Слагаемые его успеха открыты любому заинтересованному наблюдателю, выданы все пароли и явки потенциальным подражателям. И надо сказать, что работа Шона Тана на границе между комиксами уровня графических новелл и иллюстрированными книгами для самой широкой возрастной категории (что называется «для детей от девяти до девяноста девяти») порождает массу последователей той или иной степени успешности. Визуальный нарратив обустроил себе аккуратную нишу и активно ее обживает.

Графический роман «Прибытие» принес художнику мировую известность и многочисленные премии

В России изданы три наиболее известные книги Шона Тана: «Прибытие» («Комильфо», 2013), «Ничья вещь» («Мир детства медиа», 2010) и «Красное дерево» («Комильфо», 2015). Графический роман «Прибытие» принес художнику мировую известность и многочисленные премии, «Ничья вещь» была настолько удачно адаптирована для короткометражного анимационного фильма, который принес Тану «Оскар» в 2011 году. А «Красное дерево» помимо профильных премий получило, если верить прессе, негласный титул самой лирической иллюстрированной книги современности.

Интригующий стиль Шона Тана привлекает своеобразием, утопическим шиком биоинженерных чудес, в нем успешно уживаются диаметрально противоположные понятия винтажности и футуризма. Их взаимопроникновение интересно само по себе, а тут оно еще и решено чарующе. Завораживающие миры, описанные в «Ничьей вещи» и «Красном дереве», интересны на расстоянии, но вот оказаться в них совсем не хочется. Вблизи они больше напоминают бездушные антиутопии, где нет места личности и выходящим за пределы усредненного стандарта чувствам и поступкам. Экзистенциональный кризис далек от своего разрешения и в XXI веке.

Тан Ш. Ничья вещь. / Пер. И. Чернявский. — М.: Мир детства медиа, 2010. — 32с.


Кто сможет не задуматься о собственном существовании, рассматривая историю о Ничьей вещи — неудобного, лишнего, чужеродного своему окружению создания? Его терракатово-красный цвет и характерная форма напоминают сразу и пылающее человеческое сердце и какой-то заброшенный механизм, покрывшийся за ненадобностью ржавчиной. Ржавчина — сквозной мотив книги. Действие происходит в городе, который не знает зеленого цвета, единственное напоминание о природе — пляж, где и происходит встреча мальчика и Ничьей вещи. Раскаленное безоблачное небо нависает над строгой геометрией городской инфраструктуры. Агрессивный свет дает резкие тени, это лишает иллюстрации спокойствия. Изображенный мир не внушает доверия, он похож на технократическое общество будущего в наивных представлениях футуристов первой половины XX века. Отличительной чертой здесь является разобщенность. Никто никем не интересуется, Ничью вещь не замечают, даже когда она ездит с мальчиком по всему городу, родители мальчика едва ли обращают на нее внимание, находясь с ней в одной комнате. Одиночество пронизывает общество. Люди выглядят карикатурными клерками со странными вытянутыми головами — это или чрезмерно умная компания, или, скорее, сообщество, где человек витает в собственных мыслях, мало интересуясь тем, что происходит снаружи.

На удивление, ловкая громадина оказывается дружелюбной, отзывчивой, терпеливой, нетребовательной

Мальчик выходит за пределы заготовленного для него сценария, когда вдруг обращает внимание на странное несуразное создание. На удивление, ловкая громадина оказывается дружелюбной, отзывчивой, терпеливой, нетребовательной — прообразом всего лучшего, противопоставляемого погрязшему в равнодушии безликому городу. Мальчик растерян перед лицом навалившейся ответственности, но пробудившееся сострадание дает ему возможность совершить важный поступок. Воспоминания о знакомстве с Ничьей вещью станут значимыми и, возможно, спасительными для повзрослевшего и все больше утопающего в рутине мальчика.

Финал «Красного дерева» более оптимистичный, он дарит надежду и желание узнать, что притаилось за углом беспросветной повседневности. Хотя начало такой развязки не предвещает. Преисполненные символизма иллюстрации на тему «Если ты думаешь, что хуже уже быть не может, ты ошибаешься» дают понять, что Шон Тан знает толк в безысходности. Красочными и полноцветными картинами с использованием прозрачных метафор он передает настроение подавленности, близкой к патологической, и бессилия под гнетом обстоятельств.

Шон Тан мастерски продумывает композиционные решения, обыгрывая каждое новое переживание героини — темнота приходит в образе нависшей над девочкой гигантской рыбы с черной дырой пасти, непонимание окружающих выражено образом человека в скафандре, который сидит внутри бутылки, а она, в свою очередь, стоит на пустом берегу океана в момент надвигающейся бури. Активное использование цвета для достижения необходимого эмоционального эффекта дало возможность автору применять сложные, экспрессивные фактуры. Они отличаются тщательно проработкой, пестротой и яркостью красок, придают объем и живость изображению. Нестабильное состояние персонажа дублируется контрастной цветовой палитрой, а тревожные, пережженые цвета доводят переживания до предела.

Погрязнув в глубинах самоуничижения, главная героиня находит чудесное избавление в виде красного дерева, которое даже не приходится выискивать за тридевять земель. Нет, оно чудесным образом вырастает прямо посреди ее собственной комнаты как напоминание о том, что все необходимое для выхода из замкнутого круга всегда под рукой. Поэтизированная и немногословная история о путешествии от полюса к полюсу — из безнадежности к ощущению гармонии — подтверждает искусность Шона Тана не только как художника, но и как рассказчика, автора ярких сюжетов, универсальных и в то же время говорящих лично с каждым.

Тан Ш. Прибытие. — М.: Комильфо, 2013. — 126с.


Якорной работой Шона Тана заслуженно считается графический роман «Прибытие». Будучи сыном эмигранта из Малайзии и живя в стране, «построенной эмигрантами», художник часто задавался вопросом — откуда у австралийцев столько неприязни к приезжим? И не сказать, что подобные мысли знакомы только на австралийском континенте, да и события, вынуждающие к эмиграции, понятны многим, поэтому тема знаменитого произведения близка массовому читателю. В то же время визуальный язык автора понятен не всем. Вымышленный сюрреалистичный мир и перегруженные аллегориями образы не позволяют читателю получить легкое удовольствие от «чтения». Придется всматриваться в раскадровку истории главного героя, оставившего жену и дочь в Старом Свете, ради шанса на новую жизнь. Он обживает чужой, непонятный, внешне недружелюбный мир. Только при детальном изучении иллюстраций за их собственной сюжетной глубиной обнаруживаются параллели с недавней мировой историей, отсылки к болевым точкам современности.

Автору удалось виртуозно срежиссировать (а именно эту функцию в собственных произведениях любит подчеркивать Шон Тан) фантастическую аллегорию, создать фотографически точный портрет альтернативной реальности, в которой, как в зеркале, отражаются знакомые читателям образы. На сентиментальном уровне это проникновенный рассказ об отчаянии, дающем ростки решимости, способном научить взаимовыручке и позволяющем увидеть, что история Другого в конечном итоге всегда имеет что-то общее с твоей собственной.

Эффект немого кино усиливается, когда эмигранту-неофиту приходится обращаться с расспросами к местным

Раскадровка иллюстраций очень кинематографична, но если это кинематограф, то однозначно эпохи немого кино. Вроде бы действующие лица изображены за разговорами, центральный персонаж — мужчина-эмигрант с опустошенным взглядом — выслушивает от новых знакомых стандартные истории их эмиграции, но рассказы выглядят сновидческими отступлениями, побочными сюжетными линиями в каком-нибудь черно-белом фильме. Эффект немого кино усиливается, когда эмигранту-неофиту приходится обращаться с расспросами к местным, из-за языкового барьера он вынужден общаться с помощью рисунков и жестов. Для полного погружения не хватает только соответствующего музыкального сопровождения. Идея наложения музыки на иллюстрации была действительно реализована: австралийский музыкант и композитор Бен Уолш написал саундтрек к книге — восемнадцать композиций для собственного оркестра. Книгу «Прибытие» показывали покадрово в сопровождении оркестра в ведущих театрах и концертных залах Австралии.

Тан Ш. Прибытие. — М.: Комильфо, 2013. — 126с.


Работая над «Прибытием», Шон Тан вдохновлялся фотохроникой конца XIX — начала ХХ веков, в панелях, иллюстрирующих приезд эмигрантов в условный Новый Свет, видятся исторические кадры приезда эмигрантов в Нью-Йорк — от атмосферы на пароходе до очереди в отделении эмиграционной службы. А сам фантастический город на сто процентов обязан своим существованием воображению Шона Тана. Химерические существа живут в домах горожан на правах питомцев, городская транспортная система представлена автоматизированными воздушными шарами, марсианского вида еда не внушает доверия и напоминает скорее не чудесные фрукты, а что-то живое в прошлом. Декорации города, вышедшего наполовину из иллюзорного стим-панка, наполовину из сюрреалистических фантазий, изображены с фотографической точностью, а действующие лица выглядят так, будто сошли со страниц семейных фотоальбомов.

Шон Тан продолжает пробовать себя в разных форматах. Среди его совсем свежих произведений интересно остановиться на арт-альбоме с фотографиями скульптур по мотивам сказок братьев Гримм «Поющая косточка» («The Singing Bones». Arthur A. Levine Books, 2016). Тан впервые попробовал себя в качестве скульптора, и никого не удивило, что объектами эксперимента стали мрачные европейские сказки. По их сюжетам художник создал 75 глиняных фигурок в стиле этнического примитивизма, работая над которыми, по его собственным словам, он хотел «добраться до ДНК сказок». Новое прочтение текстов братьев Гримм одобрил Филип Пулман (также обращавшийся к наследию сказочников), а предисловие к книге написал Нил Гейман.

Второй нестандартной работой стала книга «Мелочи» («Small Things» by Mel Tregonning. Allen & Unwin, 2016). Шон Тан здесь выступил не автором, а снова немного режиссером, занимаясь компиляцией книги на основании архива ушедшей из жизни художницы Мел Трегоннинг. Трагическая история молодой художницы, страдавшей психическим расстройством, тесно переплетается с сюжетом графического нарратива о мальчике, одолеваемом темными сущностями. Шон Тан был знаком с Мел Трегоннинг, именно он рекомендовал своему издателю обратить внимание на перспективную художницу, и именно он склеил результат восьмилетней ее работы в графический роман, близкий по духу самому Тану. Интрига в том, что он, как утверждается, дорисовал всего три связующих фрагмента, но догадаться каких именно получится только у самых наблюдательных читателей, настолько качественно Шон Тан сымитировал манеру художницы.

Пусть бы этот выдающийся австралийский иллюстратор и впредь экспериментировал. Есть ощущение, что куда бы творческие поиски его ни завели, он продолжит расширять границы устоявшихся стилей и жанров иллюстрированной книги.

Другие материалы автора

Наталья Медведь

​Холокост в дневниках Маши Рольникайте

Наталья Медведь

​Квест или путеводитель?

Наталья Медведь

​Проблемные книжки Ульфа Нильсона

Наталья Медведь

Квентин Блейк и голова лошади