«Одеяла». Роман воспитания
Текст: Ника Чарская-Бойко
Обложка предоставлена ИД «Бумкнига»
Обозреватель Rara Avis Ника Чарская-Бойко об автобиографических мотивах графической работы Крэйга Томпсона «Одеяла».
Томпсон К. «Одеяла». / Пер. с англ. В. Шевченко — СПб.: Бумкнига, 2017. — 596 с.
В этом году на русском языке вышла первая книга американского комиксиста Крэйга Томпсона «Одеяла», получившая все престижные американские премии в области комикса. Роман выделяется среди других графических повествований многим, но в первую очередь откровенностью. Это автобиографический (по словам автора, ставший таким против его воли) рассказ о взрослении и первой любви.
Главный герой Крейг живёт в небольшом американском городе с братом и родителями — строгим отцом и очень религиозной матерью. В школе над ним издеваются, дома не слушают. В церковном лагере он знакомится со своей музой Рейной. После лагеря они переписываются. Крейг проводит у Рейны две недели. После чего они расстаются навсегда.
В пересказе не самая увлекательная история. Но на деле «Одеяла» — необыкновенно эмоциональный роман даже не о первой любви, а о взрослении и самоопределении.
Работая над ним, Томпсон постепенно становился всё более откровенным. Первоначальная идея — создать роман, в котором почти ничего не происходит, но зафиксировано душевное состояние подростка, который впервые спит с кем-то. Но в итоге перед нами реальная и довольно откровенная история самого автора, в которой не столько изменены, сколько опущены некоторые детали. Например, в романе нет сестры автора.
Томпсон рассказывает о своем детстве, перескакивая с одного периода на другой, руководствуясь своими личными ассоциациями. И как лоскутное одеяло постепенно они складываются в общую картину. Это один из центральных образов романа. Вначале Крейг с братом лежат под одним одеялом, которое они то отбирают друг у друга, то с радостью делят, укрываясь от холода или собственных страхов. Позже Рейна дарит Крейгу лоскутное одеяло, любовно сшитое из тщательно отобранных кусочков ткани. Именно его юноша оставляет из всех вещей, которые она когда-либо ему давала. И его он неосознанно ищет в доме своих родителей через несколько лет. Жизнь человека оказывается этим самым лоскутным одеялом, сделанным из многочисленных обрывков воспоминаний, ощущений и даже снов. Оно может греть и душить, спасать и пугать. Мы можем укутываться в него всю свою жизнь, а можем выбросить и начать оставлять новые следы на чистой поверхности, создавая другую временную картину своих передвижений. Не это ли и делают люди на протяжении всей человеческой истории?
Но автор не только пытается показать невидимое — эмоции и чувства. Он задает много вопросов. Причем на большую часть из них читателю предстоит ответить самому.
Разговор о первой любви приводит Крейга к воспоминаниям о том, как, будучи маленькими, они с братом спали в одной постели, которая казалась им лодкой в бушующем океане. И как, получив, наконец, отдельные кровати, они продолжали забираться друг к другу под одеяло. И как Крейг постоянно отталкивал брата, избегая роли защитника в опасных ситуациях. Но действительно ли он был таким уж плохим братом? Почему? Потому что не любил его? Или потому что сам был маленьким напуганным ребёнком, который боялся строгого отца, школьных хулиганов, извращенного бебиситтера, жертвами которого, судя по всему, стали они с братом. Но эти воспоминания вытесняются как из памяти мальчиков, так и из текста психологическим механизмом защиты. Или этого вообще не было? Возможно, это был сон? Как та большая пещера, которую мальчики нашли в детстве и которая, постепенно уменьшаясь, бесследно исчезла.
Крейг мысленно постоянно возвращается к взаимоотношениям с братом, пытаясь побороть свое очевидное чувство вины. Они занимали огромную часть жизни друг друга. У них был общий дом, комната, кровать, семья, школа, лес, религия, увлечение рисованием. Но с возрастом, все больше отдаляясь, они стали по сути совершенно чужими людьми с общими воспоминаниями, да и те постепенно исчезают. Когда в конце романа уже повзрослевший, но менее обуреваемый экзистенциальными проблемами младший брат, неожиданно заговаривает о той самой пещере, в существовании который Крейг вообще сомневается, выясняется, что все-таки их прошлое реально. Несмотря на тонкую грань между сном и действительностью, подсознанием и сознанием. Вдруг оказывается, что младший брат сам может стать опорой для Крейга. Он уверен в своем выборе и доволен жизнью, которой живет. Он как будто более твердо стоит на ногах в метафизическом смысле. Он как будто более реален. И это вселяет в Крейга уверенность, заставляет по-новому взглянуть на определенные события. Возможно, смириться с ними или принять их. Может быть, старший брат не всегда должен выполнять роль защитника? Помочь, пусть и неосознанно, способен любой, независимо от возраста.
Иллюстрация предоставлена ИД «Бумкнига»
Неожиданно для самого Томпсона религия заняла довольно большое место в романе. Это понятно, учитывая тот факт, что он рос в Америке, которую сам называет очень религиозной страной. Особенно, если речь идет о маленьких городах. По крайней мере, в сельском Маратоне, штат Висконсин, где он вырос на ферме, было именно так. И вообще-то религия не вызывала у героя, и, видимо, у самого автора в юности никаких нареканий. Он не был этаким подростком-бунтарем. Скорее наоборот. Мысль о вечной жизни помогала ему переживать то, что причиняло боль или просто расстраивало. Религия, как сны и рисование, становится для героя способом воплотить своё самое большое желание — сбежать от опасностей реального мира. Склонность к эскапизму привела к тому, что самым главным желанием детства стало стремление попасть в рай. Ради этого Крейг даже пытался отказаться от рисования — того единственного, что приносило ему радость и сближало с братом. Но, по мнению Господа (вернее, людей, проповедующих Его слово), «рисунки и мечты ... самые пошлые и тщеславные из мирских дел». А Крейг хочет служить Ему. Он даже всерьез размышляет о том, чтобы поступить в семинарию по окончании школы. Действительно ли это то, чего Он хочет? Или Крейг хороший художник? Или он все же готов посвятить жизнь Богу? А если нет, то чему? Те же самые вопросы с различными вариациями задаёт себе всё человечество в переходный период. И то, что Томпсон не отвечает на них, делает его роман особенно честным. Как и то, что автор и его герой настолько близки, что когда говоришь, что «он» подумал, сделал, решил в романе, почти невозможно с уверенностью сказать, о ком идёт речь. О герое или об авторе? В 20 лет они оба уезжают из родного города. И возвращаются только несколько раз, чтобы повидаться с родными, которым никак не могут признаться в том, что больше не разделяют их веру.
Но во время описываемых в романе событий Библия была той книгой, ежевечернему чтению которой Крейг не изменял. Как и в сознании героя, библейские события в романе часто накладываются на то, что происходит с персонажами. Когда Крейг читает Библию, лежа на кровати Рейны, вокруг него собирается осуждающая толпа, окружавшая Иисуса в Галилее. И всякий раз возвращаясь в эту комнату, Крейг оказывается на базарной площади в толпе, собравшейся вокруг Иисуса. А в происходящий там разговор о больной дочери старосты синагоги вплетается обсуждение Рейны с матерью того, кто проследит на следующий день за тем, чтобы её сильно отстающая в развитии сестра позавтракала и пошла в школу. Осмысление Библии и религии до определенного момента были неотъемлемой частью жизни героя. Как и библейские образы в романе. И тут, конечно, неизбежно хочется сопоставить Крейга и Иисуса. Они оба страдают, у обоих требовательный, иногда до жестокости, отец и строгая, но всецело послушная Его воле мать, оба должны преодолевать себя, у обоих непростое детство. И что особенно роднит этих молодых людей — так это необходимость сделать судьбоносный выбор: последовать воле других и прожить придуманную ими жизнь или выбрать то, что делает тебя счастливым.
История Крейга, как и история Иисуса, — роман воспитания. На самом деле жизнь сына Божьего — архетипный сюжет, идеальный для подростковой литературы. Это рассказ о взрослении, трудностях общения с родителями или другими более старшими людьми, о принятии сложных судьбоносных решений, жертвах и выборе своего пути. И, конечно, о чувствах.
Две трети романа рассказывают о тех двух неделях, которые Крейг провел у своей возлюбленной. И кроме повествования о том, как приятно быть рядом, как волнуют первые прикосновения, как велик страх проснуться и понять, что все это происходит только в твоем воображении, вместе с семьей девушки в роман входят многие важные социальные темы. Через год после рождения Рейны её родители усыновили двух особых детей в благодарность за то, что у них здоровая семья. Когда с ними познакомился Крейг, семья разваливается, потому что, кажется, уделяя слишком много внимания своим детям, родители Рейны забыли о себе. Сама девушка переживает сложный период: расстройство, грусть, утомление, раздражение. Детство для нее — время силы, в отличие от Крейга, который ассоциирует этот период скорее с беспомощностью и западней. Но сейчас, когда в семье все плохо, Рейна лишилась своей силы. Так что подростки оказались в одинаковом уязвимом и растерянном состоянии, возможно, кроме взаимной симпатии, это и стало причиной их сближения. Но в книге упоминается и еще одна модель также не очень счастливой семьи. Старшая сестра Рейны была звездой в школе, рано вышла замуж за первого встречного недалёкого парня и родила дочь, которую они с мужем в основном называют «младенец». Эти контексты взрослой жизни постепенно вторгаются в подростковую реальность Рейны и Крейга, делая её менее понятной и более пугающей. Отношения становятся уже не такими ясными и определёнными, как и поведение людей, их мысли, чувства и мотивация. Причём подросток тоже превращается в загадку не только для других, но и для самого себя.
В конце герой приводит читателя к неясному открытому финалу. Томпсон не видит смысла в определённой концовке, рассказывающей, что персонаж понял и что он будет дальше делать. По его мнению, в таком случае теряется связь между читателем и произведением. Если же финал открыт, то каждый может дописать его в соответствии со своими представлениями и воспоминаниями.
Эта сознательная недосказанность или неоднозначность характерна и для рисунков Крэйга Томпсона. Художник обладает необыкновенным авторским художественным стилем. Он кинематографичен, полон флешбэков и ретроспекций. Рисунки Томпсона изображают невидимое: эмоции, чувства, страхи, желания, фантазии и сны героев, плавно переходящие в реальность и наоборот. При этом они необыкновенно фактурны и пластичны. Используя только черный и белый цвета, Томпсон осязаемо изображает адский жар или снежный холод. Глядя на то, как пар вырывается из ртов героев, читатель почти физически ощущает изображаемую температуру. Внутренние состояния героев постоянно взаимодействуют с окружающим их предметным миром. Любовь украшает его необыкновенными узорами и сиянием, страх и боль порождают чудовищ. Темп рисунков меняется вместе с сюжетными поворотами. На страницах всегда разное количество фреймов, границы которых оказываются весьма подвижными. Они сжимаются и расширяются, их рамки открываются, и рисунок может переходить из одного в другой фрейм или занимать сразу несколько. Когда же эмоциональное напряжение достигает своего пика, границы и вовсе исчезают, остается только герой или его возлюбленная, или они вместе наедине с читателем. В конце герой-автор, как будто объясняя, что это вообще такое было, говорит: «Я всего лишь создаю карту своих передвижений ...пусть и временную». И оставляет читателя наедине с чистым листом. «Оставить след на чистой поверхности — невероятное счастье».