18+
14.10.2015 Тексты / Рецензии

​Франкл. Несвятая святость

Текст: Дарья Лебедева

Обложка предоставлена издательством "Альпина нон-фикшн"

Об австрийском психиатре и философе Викторе Франкле принято писать восторженно и с придыханием: вот человек, испытавший свою теорию на собственной шкуре, подтвердивший концепцию страшным личным опытом.

Франкл В. Воспоминания; Пер. с нем. Л. Сумм. — М.: Альпина нон-фикшн, 2015. — 196 с.

Еврей, оставшийся в Австрии в разгар нацистских зверств, хотя имел реальную возможность уехать в США. Пережил три года концлагерей, где потерял практически всю семью, и, несмотря ни на что, остался в любимой Вене и прожил еще полвека, смиренно делая свое дело — возвращая утраченный смысл людям, — такой человек действительно кажется святым. Главные его книги «Сказать жизни „Да!“: психолог в концлагере» и «Человек в поисках смысла» исполнены мудрости и тонкого понимания человеческой личности, ощущения огромной ценности каждой жизни.

До и после концлагеря Франкл работал штатным психиатром в одной из венских больниц, занимался случаями депрессий и самоубийств. Но прославился он, как основатель Третьей венской школы психотерапии, которую создал, отмежевавшись от психоанализа Фрейда и индивидуальной психологии Адлера.

В основе учения Франкла — логотерапия, или так называемый экзистенциальный анализ. Сам ученый считал, что в отличие от «глубинной психологии», его метод принадлежит к «высокой психологии», поскольку не упрощает человека до одной из функций (сексуальной, как у Фрейда, или социальной, как у Адлера), а рассматривает его как нечто сложное, постоянно совершенствующееся. Франкл объяснял: «В роли психиатра или психотерапевта я, помимо (наличных) слабостей, интуитивно ищу также (потенциальные) возможности преодолеть эти слабости, ищу пути выхода из тяжелой ситуации, стараюсь выявить смысл этой ситуации и таким образом преобразить бессмысленное с виду страдание в глубокий человеческий опыт. И в целом я убежден, что нет таких ситуаций, из которых нельзя было бы извлечь смысл. Это убеждение, в более структурированном и систематизированном виде, и лежит в основе логотерапии».

Русский читатель знаком, в основном, с теми работами, в которых Франкл рассказывает о логотерапии, пациентах и жизни в концлагере. Его труды переиздаются в нашей стране, и интерес к творчеству и судьбе не ослабевает. Это понятно — Франкл считал, что фактически спас людей от болезни ХХ века — полной потери смысла, так как «в отличие от животных инстинкты не диктуют человеку, что ему нужно, и в отличие от человека вчерашнего дня традиции не диктуют человеку сегодняшнему, что ему должно». Согласно этой теории, с распадом традиционного общества и потерей неоспоримых когда-то идеалов и ценностей человек «утратил ясное представление о том, чего же он хочет». Эта проблема остается актуальной и в ХХI веке. Но если недавно смысл жизни пытались искать во власти, успехе и деньгах, то сегодня больше распространены иные «псевдо-ценности»: счастье ради счастья, самореализация, удовольствие. Франкл же полагал: «В норме наслаждение никогда не является целью человеческих стремлений. Оно является и должно оставаться результатом, точнее, побочным эффектом достижения цели. Достижение цели создает причину для счастья. Другими словами, если есть причина для счастья, счастье вытекает из нее автоматически и спонтанно. И поэтому незачем стремиться к счастью, незачем о нем беспокоиться, если у нас есть основание для него». Также и самореализация — не самоцель, а лишь результат.

Франкл не скромничает, он откровенно любуется собой, рисуется перед читателем, с удовольствием рассказывает о собственном успехе

Пройдя через ад нацистских концлагерей («жизнь в бездне» — его выражение), Виктор Франкл лично подтвердил несколько своих идей. Во-первых, смысл жизни можно только отыскать, так как «единственность, уникальность, присущие каждому человеку, определяют и смысл каждой отдельной жизни. Неповторим он сам, неповторимо то, что именно он может и должен сделать — в своем труде, в творчестве, в любви». Во-вторых, даже печальные и безнадежные обстоятельства не в силах лишить человека внутренней свободы, а его существование — значения. И даже самое глубокое и страшное страдание способно сделаться смыслом, особенно, если кроме него ничего больше не осталось.

Однако «Воспоминания», вышедшие в этом году по-русски, проливают свет и на то, каким человеком был Франкл, как пришел к своей теории, с какими людьми общался и какими глазами смотрел на мир.

Главный вопрос для него был решен еще в детстве, когда он перед сном подолгу размышлял над смыслом человеческого и собственного существования. Много позже, пройдя через мучения и испытания, издав немалое количество книг, имея за плечами огромную психиатрическую и преподавательскую практику, он сформулирует максимально точно, что видит «смысл своей жизни в том, чтобы помогать другим людям находить смысл в их жизни».

Но «Воспоминания» Франкла отличаются от книг этого жанра. Знаменитый психиатр пишет не хронологически выстроенную историю, а создает что-то вроде «облака тэгов», рассказывая о ключевых моментах, соткавших неповторимый рисунок его жизни. Например, в главе «Остроумие» он пересказывает любимые остроты и гордится тем, как ловко умеет обращаться с языком, в «Разуме» пишет об особенностях своего мышления и нетривиальных умственных способностях. Каждая глава посвящена отдельной стороне его жизни, будь то преподавание, хобби, отзывы на книги, встречи с интересными людьми, мысли о старости — хронология произвольная, Франклу важнее как можно более полно раскрыть заявленную тему. А иногда, как бы подшучивая над собой, знаменитый психиатр и вовсе начинает писать историю собственной болезни: «Поскольку мы говорим о характере и личности и о том, в чем они проявляются, необходимо коснуться и хобби».

Интересно, что «Воспоминания» показывают нам не мудрого скромного труженика, а яркого амбициозного человека, упивающегося выпавшей на его долю всемирной славой. Выжив в аду, Франкл не скромничает, он откровенно любуется собой, рисуется перед читателем, с удовольствием рассказывает о собственном успехе. Например: «...всякий раз, когда я хотел произвести впечатление на девушку, а моей внешности для этого явно не хватало, я прибегал к маленькой хитрости. Скажем, мы впервые встречаемся на танцах: я пускаюсь в восторженный рассказ о некоем Франкле, чьи занятия в Народном университете я никогда не пропускаю, и настойчиво предлагаю новой знакомой непременно посетить вместе со мной семинар или лекцию. Ближайшим вечером мы приходим в парадный зал гимназии на Циркусгассе, где этот Франкл читает свой курс, — зал всегда переполнен. Я предусмотрительно устраиваюсь с края в передних рядах, и можете себе представить, какое впечатление это производит на девушку, когда спутник внезапно покидает ее и под аплодисменты публики выходит на авансцену».

Франкл много пишет о логотерапии, спорах с Фрейдом и Адлером, базовых принципах своей теории, но есть в этой книге и нечто личное, чего не найти в других его работах

Поначалу это не только смешит, но и неприятно удивляет, даже отталкивает — ведь теоретические работы Франкла создают в читательском воображении святого, а святой, как известно, должен быть скромен и сер. Но в позиции Франкла нет ничего парадоксального и противоречивого, как нет и лицемерия, — у его чувства избранности основательная почва. Подобное вовсе не гордыня или снобизм, а радость жизни, признательность за дары, которые этот человек уже и не надеялся получить: «каждый пусть будет благодарен за любое прежнее счастье». Это восхищение комфортом и уютом, богатством и стабильностью мирной жизни, к которым он отчаялся вернуться, бродя больной, продрогший и голодный по концлагерю. А также осознание того, что он «сам себя сделал», не растратив дарованное: «После концлагеря все изменилось. Я научился экономить время. Да, я стал расходовать его очень скупо — но лишь потому, что хочу потратить <...> на осмысленные занятия». Франкл, придававший прошлому огромное значение, никак не мог забыть испытанные им ужасы и потому наслаждался каждым мгновением. Наслаждался тем, что нужен людям, важен и полезен. Он прожил более девяноста лет, оставаясь бодрым и полным планов на будущее, ведь «ничто так не помогает человеку выжить и сохранить здоровье, как знание жизненной задачи».

Эта яркая личностная особенность — самовосхваления, немного детское упоение успехом и непоколебимая уверенность в собственной миссии — не единственное, что внимательный читатель найдет в этой небольшой книге. Франкл ценил не только себя, — он действительно любил людей, будь то психически больной пациент, идейный противник или даже бывший эсэсовец, с которым столкнулся на послевоенных улицах.

Иллюстрация предоставлена издательством "Альпина нон-фикшн".


Конечно, и в воспоминаниях Франкл много пишет о логотерапии, спорах с Фрейдом и Адлером, базовых принципах своей теории, но есть в этой книге и нечто личное, чего не найти в других его работах. Только здесь он поверяет бумаге нежные и горькие подробности любви к первой жене Тилли, с которой познакомился и сыграл свадьбу в почти полностью очищенной от евреев Вене перед самой отправкой в Освенцим. Главы, посвященные жизни в оккупированной нацистами столице Австрии и пребыванию в концлагерях, заслуживают отдельного внимания. Несмотря на болезненность этого переживания, безусловно наложившего отпечаток на всю оставшуюся жизнь Франкла, он пишет о пережитом с благодарностью и отмечает то полезное, что вынес из заключения: «Все время думал о том, что моя книга так и не будет опубликована, а потом все же смирился с судьбой: что же это за жизнь, сказал я себе, если весь ее смысл сводится к вопросу, успел я издать книгу или нет?». Ощущение собственной избранности, удивление от того, что выжил, помогло ему достичь поставленных целей: «...когда с человеком случается столько несчастий, когда он подвергается подобным испытаниям, в этом должен быть какой-то смысл. Я чувствую, будто от меня чего-то ждут, от меня чего-то требуют. Наверное, я к чему-то предназначен».

Впрочем остроумные и нескромные, но в тоже время лаконичные «Воспоминания» Виктора Франкла лучше воспримут те, кто уже знаком с творчеством неординарного психиатра, и кому интересно заглянуть как в его мысли, так и в личный кабинет.

Но все-таки каким был этот человек, «нашедший терапевтический подход к болезни века, то есть к утрате смысла»? Сложным, интересным, неравнодушным. Отнюдь не святым. Тем, для кого слово и дело были едины. А главное, он не только сумел на все сто реализовать данные ему возможности, но и извлек «выгоду» из невыносимых страданий и страшных испытаний. Не ради успеха или денег, хотя и этого он получил сполна, а во имя той цели, которую поставила перед ним жизнь.

Еще рецензии

Диктатор Иван и святой Чингисхан

Баранько И. Орда. — СПб.: Комильфо, 2015. — 144с.

«Скажи мне, о чём была вся эта история? Тот, кто найдёт ответ на этот вопрос, немедленно обретёт просветление».

19.08.2015 Тексты / Рецензии

Сто бед в шести рассказах

Эмир Кустурица. Сто бед. — Спб.: Азбука, Азбука-классика, 2015. — 256 с.

...Казалось бы, писать книги в подобном стиле довольно легко, ведь рассчитаны они на туристов и отдыхающих от «высокой», так сказать, литературы.

24.08.2015 Тексты / Рецензии

Против фотографии

В сборнике Розалинд Краусс, выпущенном издательством «Ad Marginem» в содружестве с Музеем современного искусства «Гараж», речь идет о фотографии и ее сравнительно недавнем вхождении в критическое поле как объекта знания и анализа.

14.09.2015 Тексты / Рецензии

Эй, есть кто живой? Оливье и граната

Можно сказать, что Лимонов переходит на сериалы — это уже третья книга его очерков-некрологов, не говоря о многочисленных воспоминаниях и прочих мемуарах. Но, также стоит заметить, что писатели всегда любили дописывать и апдейтить свои воспоминания, сам же Лимонов из документирования собственной жизни очень давно сделал особый жанр собственного имени.

12.10.2015 Тексты / Рецензии