Сталин. Разрушение легенд
Текст: Дарья Лебедева
Обложка предоставлена издательством «Corpus»
Обозреватель Rara Avis Дарья Лебедева о книге Олега Хлевнюка, развенчивающей мифы сталинизма.
Хлевнюк О. Сталин. Жизнь одного вождя. — М.: АСТ: CORPUS, 2015. — 464 с.
Сталинская эпоха не так давно ушла в прошлое, но и те времена, и фигура великого вождя обросли таким количеством мифов и легенд, что обывателю, далекому от научных изысканий, почти невозможно сориентироваться в хаосе сенсаций, выдумок, пропаганды и некачественной публицистики. Недаром автор новой биографии Сталина историк Олег Хлевнюк особо предостерегает от дилетантского подхода именно к этому сложному, спорному, болезненному периоду в истории нашей страны. Он пишет о том, что в современной России «преобладает жанр псевдонаучной апологии Сталина. (...) Авторы таких публикаций отличаются невежеством. Нехватка элементарных знаний замещается агрессивностью суждений, использованием фальшивых „источников“ или извращением реальных документов». К сожалению, подобные книги пользуются популярностью и доверием, возрастающим из-за повседневных проблем современных россиян: «Не принимая настоящего, люди склонны идеализировать прошлое». А настоящая цель историка не в том, чтобы раскопать сенсационный скандал или найти доказательства очередной умозрительной идеи, подвести фактическую базу под готовую теорию, а в том, чтобы максимально обоснованно и, насколько это возможно объективно увидеть и показать прошлое — таким, каким оно было в действительности. Именно это в своих книгах профессионально, дотошно и последовательно делает Олег Витальевич Хлевнюк.
Опираясь на конкретику, Хлевнюк развенчивает и другие мифы, большие и маленькие, которыми сегодня обросли и личность вождя, и время его правления
По словам автора, сталинская эпоха — время не только цензуры, но и самоцензуры: люди боялись честно высказываться на бумаге, а значит имел место парадокс, когда одновременно источников и много, и мало. Не хватает тех источников, которым можно безоговорочно доверять. Сохранились личные документы Сталина — тексты его речей, книги с пометами, журналы посещений кабинета. Но многие решения принимались вождем кулуарно, в застольных разговорах или в кинотеатре, протоколы заседаний не велись, поэтому о подоплеке и причинах большинства постановлений можно строить предположения. Переписка была актуальной только в период отпусков вождя, а переговоры в основном проходили по телефону. Мемуаров сохранилось много, но «мемуаристы редко бывают достаточно откровенными, нередко путают события и даты или попросту лгут. В отношении мемуаров по советской истории все эти пороки умножаются». А еще о Сталине и сталинизме написано немало книг как в России, так и на Западе, но многие архивы открылись не так давно, и историки лишь теперь получили доступ к документам, позволяющим заново изучить и описать эпоху.
Хлевнюк — сотрудник Государственного архива с многолетним опытом и знает как заставить бумаги «заговорить». Опираясь на документы, факты и логику, он раскрывает перед читателем личность Сталина таким образом, чтобы величайшие трагедии (коллективизация, голод, репрессии, депортации, лагеря, страшные поражения первых лет войны), затронувшие практически каждую советскую семью, стали более понятны через призму личности и характер человека, сосредоточившего в своих руках огромную власть. «Документы совершенно не подтверждают теории „слабого диктатора“. Мы не знаем ни одного решения принудительного характера, принятого помимо Сталина. Мы не знаем ни одного, даже короткого периода, когда Сталин терял бы свою власть диктатора», — пишет историк. Также методично, опираясь на конкретику, Хлевнюк развенчивает и другие мифы, большие и маленькие, которыми сегодня обросли и личность вождя, и время его правления. К ним относятся: эффективность сталинской модели индустриализации и мобилизации, да и вообще всей созданной им системы, историческая неизбежность и даже необходимость массовых репрессий, центральное место Сталина в победе в Великой Отечественной войне и в становлении СССР как мировой державы, а также домыслы об участии вождя в убийстве Кирова, о насильственной смерти самого Сталина в результате заговора, противоречивые образы «доброго и справедливого царя», окруженного подлыми приспешниками, и, наоборот, человека психически неуравновешенного, больного и потому жестокого — все это Хлевнюк подробно разбирает, обращаясь к документам, свидетельствам очевидцев, дневникам и мемуарам, причем только к тем, которым имеет веские основания доверять.
Биография выходит за рамки жанра, охватывает массовые, всесоюзные явления, — слишком многое в этот период зависело от характера, состояния здоровья, настроения того, кто обладал неограниченной властью
Повествование плотное, сжатое, как пружина. Каждая фраза лишь приоткрывает доступ к огромному пласту информации, не включенному в книгу. По признанию автора, о Сталине он мог написать и многотомник, но «пожалел» читателя. Несмотря на простое перечисление фактов и событий, на сухость, даже скупость языка, «интенсивность» рассказа, высокая концентрация фактов и отсутствие «воды» делают чтение напряженным, интерес не ослабевает до последней страницы. Впрочем, автору не чужд своеобразный юмор и даже обращение к метафоре: «Сталин понимал, что для запуска нового внешнеполитического курса были необходимы сигналы о „нормальности“ СССР, о его принципиальном отличии от фашизма. Это требовало обновления фасада советского режима — не то чтобы сменить полувоенный френч на фрак, но по крайней мере расстегнуть верхнюю пуговицу». Такие обороты оживляют профессионально-исторический текст — все-таки книга рассчитана на широкого читателя.
Сенсационной информации исторически образованный читатель здесь не найдет, новизна, скорее, в том, что упор сделан на личность вождя и его колоссальное влияние на события в стране. Биография выходит за рамки жанра, охватывает массовые, всесоюзные явления, — слишком многое в этот период зависело от характера, состояния здоровья, настроения того, кто обладал неограниченной властью. Складывается вполне ощутимый образ диктатора, который категорически отвергал принцип личной ответственности за любые ошибочные решения и действия, «любые уступки и компромиссы рассматривал как угрозу незыблемости своей власти», культивировал «образ учителя и наставника, внушая соратникам комплекс неполноценности», совмещал жестокость по отношению к миллионам граждан с нежностью и заботой о собственной семье. Человек, который годами держал в напряжении многомиллионную страну, вселяя страх даже ближайшему окружению — не только за свое положение, но и за жизнь: «Репрессии, угрозы, гнев и капризы Сталина делали участь высших советских чиновников почти столь же незавидной, как и участь бесправного маленького человека. Сталинские соратники жили и работали в состоянии стресса». И одновременно играл на самомнении и амбициях: «Из рук Сталина молодые выдвиженцы получали огромную власть — власть маленьких диктаторов. Они распоряжались судьбами и жизнями миллионов людей». Впрочем, все эти люди, как тогда шутили, «ходили под Сталиным», а если серьезно, «балансировали на тонкой грани между властью и смертью». Такой подход к материалу глубже и шире, чем рассказ об одной жизни. Книга в том числе и о том, как возникает и удерживается диктатура, какой страшной может быть безграничная власть одного человека, готового принести в жертву своему эго любое число жизней. Недаром, отмечает Хлевнюк, сразу же после смерти вождя «„неблагодарные“ наследники в считаные месяцы без особого труда избавились от многих крайностей, первопричиной которых выступал Сталин. Это существенно изменило характер советского режима, сделало его несталинским, то есть менее кровавым, более предсказуемым и способным к реформам. Диктатуре был нанесен удар, от которого она уже не оправится. Несколько раз борьба в верхах приводила к власти новых вождей. Однако никто из них не стал диктатором». Слишком живой и страшной была сама мысль о том, чтобы войти в эти воды снова.
Вполне логично выглядели также действия соратников Сталина, не спешивших вызывать врачей. Не понимая, что происходит и какова реальная угроза жизни Сталина, они просто перестраховывались
Нестандартна структура книги. Помимо глав, рассказывающих об этапах биографии Сталина в хронологическом порядке, автор нашел интересный способ поговорить о личности, привычках, семье, окружении, круге чтения на фоне событий последних дней его жизни. Эти «вставки» помогают лучше узнать Сталина-человека и даже испытать к нему сочувствие. В конце концов, страшно читать такие строки: «Сталин был стар и нездоров. Инсульт, ставший причиной смерти, судя по воспоминаниям врача, делавшего вскрытие, был результатом длительной болезни. Вполне логично выглядели также действия соратников Сталина, не спешивших вызывать врачей. Не понимая, что происходит и какова реальная угроза жизни Сталина, они просто перестраховывались. Лучше многих других члены советского руководства знали о сталинской подозрительности и непредсказуемости, неоднократно ходили по краю пропасти, готовясь к опале, а значит смерти. В общем, в те мартовские дни и охранники, и Игнатьев (министр государственной безопасности СССР — прим. ред.), и „четверка“ действовали так, как приучил их действовать сам Сталин: с оглядкой, в страхе, перекладывая ответственность на других», а в результате «Сталин лежал на диване без медицинской помощи», потому что в свете усугубившейся к концу жизни паранойи вождя «элементарный вызов скорой медицинской помощи превращался в сложную многоходовую политическую задачу». Сталин «умирал мучительно, словно подтверждая ту народную мудрость, что легкая смерть дается только праведникам». Эти главы — лучшие в книге. Они напоминают читателю о том, что кумиров не бывает, и диктаторы — живые люди, совершающие ошибки и умирающие в одиночестве.
Несмотря на профессионализм и попытку быть максимально отстраненным и объективным, автор несвободен от эмоций и личного отношения к своему герою, и это читается между строк. Наиболее четко видится страх — перед тем, что история может повториться. И пусть счастливые лица с советских плакатов не обманывают нас своими улыбками. Важно помнить не только хорошее, но и плохое. И не стоит искать идеала в прошлом — прошлое, если пристально вглядеться в него, вовсе не идеально.