18+
06.11.2018 Тексты / Статьи

​Зима, когда мы поняли друг друга

Записала: Вера Бройде

Фотография: предоставлена проектом «Эшколот» / Николай Бусыгин

Амос Оз о чувстве юмора Иисуса, преданности Иуды и домашнем чуде.

Знаменитый израильский писатель Амос Оз, ставший в этом году лауреатом литературной премии «Ясная Поляна», приехал в Москву, чтобы получить награду за «Иуду» — свой роман, вышедший в издательстве «Фантом Пресс» в переводе Виктора Радуцкого. О том, как эта книга создавалась, о долгой и сложной истории, связывающей евреев и христиан, о верности и любви, предательстве и литературе господин Оз рассказал на лекции «Иисус и Иуда». Лекция состоялась 25 октября в Центре-Дом в рамках культурно-образовательной программы проекта «Эшколот», при поддержке фонда «Генезис».

Как вам, наверное, известно, я посетил Россию, чтобы получить награду, которую мне присудила литературная премия «Ясная Поляна». О чём я думал, получая эту премию? Признаюсь вам, я спрашивал себя: а как бы сам Толстой отреагировал, узнав о том, что премия, которая носит его имя, вручается еврею? Еврею, написавшему роман о том, что всем известное предательство Иуды, вообще-то, не было предательством? Как он бы оценил тот факт, что награждён роман о том, что самый страшный иудей, по существу, был первым и последним, единственным и подлинным христианином? И что бы Лев Толстой сказал об этой книге?.. Вполне возможно, что вначале ему бы новость о вручении награды не понравилась. Я думаю, что он бы был шокирован. Ну, а потом... спустя неделю или две — кто знает, может, он и усмехнулся бы в свою окладистую бороду. По крайней мере, я хотел бы в это верить.

Фотография предоставлена проектом «Эшколот» / Николай Бусыгин

Несколько лет назад мы вместе с дочерью издали сборник эссе под названием «Евреи и мир». Эта книга явилась попыткой рассказать о том, что Иисус, как и Спиноза, как многие другие визионеры, был евреем. Да-да, евреем был не только Иуда, но и Он, наш Спаситель, Иисус. К сожалению, не все об этом помнят. Не все об этом знают. В еврейских школах не преподают «Новый Завет». И большинство евреев очень плохо себе представляют не только Его, но также и то, каким был Иуда. А между тем, не будь Иуды, возможно, не было бы и Распятия, а без Распятия не было бы и христианства.

В шестнадцать лет я очень много читал — был настоящим книжным червём. Примерно в те годы я и понял, что если не прочту Евангелие, то никогда до конца не пойму бóльшую часть европейской литературы, не смогу оценить музыку Баха, романы Толстого и Достоевского. Поэтому я принял решение прочесть все четыре книги новозаветной части Библии. Главу за главой. Пока мои сверстники играли в баскетбол и гонялись за девочками. Я не был силён ни в том, ни в другом, поэтому чтение мне приносило огромную радость. Я читал и постепенно влюблялся в Иисуса. Мне нравилось то, как Он себя вёл и как говорил. Мне нравилось также и то, что именно Он говорил. Но должен признаться, что я не всегда, не во всём соглашался с Иисусом. По-моему, это нормально — ведь нет на земле двух евреев, сумевших бы между собой согласиться. Пожалуй, на нашей земле не найти и такого еврея, который бы смог сам с собой согласиться... Однако вернёмся к Иисусу. Я не был согласен с Его восприятием всеобщей любви. Мне казалось, что это противоречит человеческой природе. Разве любовь не редкий товар? Разве можно о ней говорить как о чём-то универсальном? Я считаю, что можно любить одного или двух, иногда даже трёх, четырёх, — ну, пускай, восьмерых. Но не всех — не всех остальных! Когда любишь их всех, то не любишь уже никого. Так мне раньше казалось. И сегодня я в этом уверен не меньше, чем прежде. Как и в том, что, подставив вторую щёку, ты не сделаешь лучше. Зло проявляется в виде агрессии, которую часто можно унять лишь при помощи силы.

Фотография предоставлена проектом «Эшколот» / Николай Бусыгин

И всё же я был очарован Иисусом, Его чувством юмора, Его поэзией, Его теплотой, Его искренней щедростью. Я был восхищён... Пока не добрался до сцены «Распятия». Обыкновенный, но внимательный читатель и маленький детектив внутри меня восстали против этой нелогичной версии, согласно которой Иуда предал Иисуса из-за тридцати сребреников. «Что за нелепость!», — подумал я. Ведь Иуда никогда не нуждался в деньгах: в отличие от остальных апостолов — простых рыбаков и землепашцев из глухих деревень Галилеи, он единственный был состоятельным человеком. Так зачем же владельцу поместий из города Крайот, что находится в Иудее, могли понадобиться эти тридцать сребреников? В те далёкие дни столько денег просили за простого раба. Только кто же, подумайте, станет платить три шекеля за выдачу человека, которого и так уже знает весь город?! Ведь посланцы служителей Храма, явившиеся схватить Иисуса после Тайной вечери, не нуждались в том, чтобы Иуда Искариот указал им на своего учителя: всего несколькими днями ранее Иисус ворвался в Иерусалимский Храм, где на глазах у всего народа яростно опрокинул столы торговавших там грязных менял. Все это видели, все это знали. Весь город знал о Нём. А Он прекрасно знал о том, что за ним придут. Не пытался бежать, объясняться, просить о пощаде. Он отдался стражникам по Своей воле. И пошёл на Распятие Сам, потому что Он верил в Своё Воскресение. И вложил эту веру в Иисуса не Бог, а Иуда — самый близкий и верный, самый главный и преданный друг. Впрочем, в книгах, написанных теми, кто отрёкся от веры в Иисуса, когда Он в крови и слезах умирал на Кресте, жалким, злобным и мерзким чудовищем выглядит только Иуда. Самый главный предатель, а вовсе не друг... Уже тогда, в шестнадцать лет, мне показалось, что история, в которой появляется Искариот, написана не лучшим образом, а он, её герой, как будто списан с голливудского злодея. А между тем, ни одна другая история на планете не вызывала столько войн, несчастий, ненависти, злобы, не проливала столько крови, столько слёз, как эта.

Фотография предоставлена проектом «Эшколот» / Николай Бусыгин


На всех европейских языках слово «Иуда» означает «предатель». Никто не даёт это имя ребёнку. «Иудой» зовут, чтобы выразить ненависть. Когда, например, футболист переходит из клуба в другую команду, фанаты, желая его побольнее обидеть, порой называют «Иудой». И только в Израиле к этому слову относятся без отрицания. Евреи не склонны его наделять демоническим смыслом, которым «Иуду» давно наградили в Европе, в Америке или в России. А чтобы вы в этом не сомневались, я просто скажу вам, что имя Иуда носил мой отец. Мой сын получил это имя в честь деда... Меня самого иногда называли Иудой, когда обвиняли в грехе, говоря, что я предал кого-то. Предательство стало одним из важнейших мотивов романа «Иуда».

Каждый христианский младенец с молоком матери впитывает учение о том, что в этом мире обитают люди — ах, нет, не люди даже — существа: убийцы Бога, их потомки, потомки их потомков, все, как один, предатели, иуды. В глазах обычных христиан евреи воплощают этот образ — гонимый образ вечного предателя. Есть эпизод в моём романе, когда Гершом, один из персонажей (старик, страдающий от атрофии мыщц, а потому прикованный к библиотеке, где день за днём он со своей «сиделкой» — переселившимся сюда студентом Ашем, без умолку беседует о чём-то), вдруг вспоминает, как однажды, довольно много лет назад, с ним в поезде, который шёл в Варшаву, в вагоне оказались две монахини. У пожилой был строгий взгляд и выпирающий живот, а вот у той, которая казалась очень юной, напротив, был прелестный вид: глаза светились радостью, а добрая, невинная улыбка играла на губах, — она ему напомнила Мадонну с иконы в сельском храме. Затем Гершом достал из своего кармана газету на иврите и принялся читать. Увидев это, старая монахиня так изумилась, что, не в силах скрыть нахлынувшие чувства, ему сказала: «Как же так?! Ясновельможный пан читает на иврите?». Гершом ответил: да, конечно, ведь он еврей, и скоро, между прочим, намерен навсегда покинуть Польшу, чтоб жить в Иерусалиме. Тогда, узнав о том, что перед ней сидит еврей, другая — юная монахиня — мгновенно побледнела и голосом, звенящим, точно колокольчик, разочарованно и горестно воскликнула: «Но как же? Как же вы могли? Ведь Он же... Он же был таким прекрасным, таким хорошим, сладким, нежным... Как вы могли с Ним сотворить такое?». Гершом смотрел в её большие, похожие на озерца, глаза и думал над ответом. В конце концов, он выбрал самый свой спокойный тон и буднично заметил: «В тот день и час, когда Его распяли, я, к сожалению, отправился к дантисту». А вот ещё одно моё признание: я это не выдумывал. Всё так и было — не в Польше, правда, а в другой стране Европы, и не с Гершомом, а со мной, не наделённым остроумием, которым обладал мой собственный герой. Я не сумел ответить милой девушке так иронично и легко, как это сделал он, о чём потом, конечно, пожалел. Я просто промолчал. Я растерялся.

Фотография предоставлена проектом «Эшколот» / Николай Бусыгин


Чтобы убить Бога, нужно быть очень сильным и в то же время очень подлым, очень изобретательным и очень жестоким. Именно эти качества — чудовищная низость в сочетании с большим умом — с точки зрения многих поколений христиан, присущи всем евреям без исключения. Главный герой моего романа — неуклюжий, лохматый, забавный, одинокий и очень добрый парень Шмуэль Аш, вынужденный из-за финансовых проблем своего отца прервать обучение в университете, где он писал работу на соискание академической степени магистра. Работа эта называлась «Иисус глазами евреев» и должна была, по задумке Аша, проследить, как менялось к Нему отношение с течением времени и почему. Изучая сей сложный вопрос, Аш подходит к фигуре Иуды, чьё предательство, чей поцелуй, чья греховная смерть главным образом и повлияли на образ «зловредных» евреев в глазах христиан. Между тем, мой герой полагает, что Иуда не делал того, в чём его обвиняют. Хотя о том, что он не совершал предательства, помимо Аша, знал ещё и Борхес, создавший дивную историю, в которой он, Искариот, предстал не в облике паршивого предателя и мелочного труса, но смелого и мудрого бунтовщика, решившего бороться с римским гнётом, чтоб положить конец страданиям людей в родной стране. Однако у Шмуэля Аша была на этот счёт иная версия. Он полагал, что цель Иуды заключалась в том, чтоб спровоцировать Второе пришествие.

Фотография предоставлена проектом «Эшколот» / Николай Бусыгин


В Евангелии имеются прекрасные примеры обыкновенной и невероятной человечности Иисуса — свидетельства того, что Он был человеком, а не Богом. Вы помните тот удивительный момент, когда Иисус выходит из Вифании? Он видит вдалеке смоковницу и ускоряет шаг, поскольку очень голоден. И подойдя к ней, ищет на ветвях плоды, однако их там нет, да и не может быть до праздника Песах, о чём Иисус, конечно, знал, но Он мечтал о том, чтоб их найти и съесть, поэтому ужасно разозлился и проклял голую смоковницу вместо того, чтоб совершить очередное чудо... А тот момент, когда Он в гневе опрокинул все столы менял напротив Храма? Но выразительней всего Его слова о смерти. Иисус боялся умереть, как вы и я. Он плакал, как ребёнок, которого все бросили, которого оставили в пустыне одного, которого как будто разлюбили. И Он просил, взывал о помощи то к маме, то к Тому, кого уже не мог назвать Своим Отцом, а называл «Мой Боже». И Он страдал не только от ужасной боли, пронзившей Его тело, но от пугающих, лишающих его возможности дышать, мучительных сомнений. Он сомневался в том, что Он — Тот самый человек... А вот Иуда верил в то, что Он — Тот самый человек, что Он — Мессия. Он верил в это даже больше, чем Иисус, и, вероятнее всего, сильнее, чем он верил в Бога. Иуда верил в то, что Тот бессмертен, всемогущ, что чудо совершится — последнее и окончательное чудо, которое откроет всем глаза. Глаза людей увидят Свет, и Избавление придёт в их мир, в котором больше никогда не будет смерти. Наступит Царствие небесное и воцарится та любовь, какую возвещал Иисус... Вот только надо, как считал Иуда, покинуть Галилею, чтобы прийти в Иерусалим и совершить невиданное чудо в столице царства. Иисус, который превращал в вино простую воду, лечил больных прикосновением руки, умрёт, чтобы воскреснуть на глазах всего Иерусалима. Вот это будет чудо! И все — богатые и нищие, евреи, римляне, священники, паломники со всех концов земли, пришедшие в столицу в честь праздника Песах, — все-все-все-все увидят это чудо... И всё изменится. Иуда в это верил. Организацию Распятия он взял под свой контроль. Пришлось, конечно, нелегко, поскольку римляне вначале не проявляли никакого интереса к «очередному лжепророку». В стране их было пруд пруди: лунатиков и прорицателей, считавших, что они Мессии. Иуда много раз ходил к военачальникам, которые командовали армией, к советникам и прокуратору, он обращался и к первосвященнику. Он уговаривал их всех, стараясь излагать свою идею гладко и напористо, довольно ловко убеждая их в опасности вот именно Его — вот этого худого парня, пришедшего из Назарета и не похожего на остальных пророков. В конце концов, он их уговорил. Уговорил их всех, включая самого Иисуса, который поначалу не думал о Распятии и, уж конечно, не желал его. Чего хотел Иисус? Ходить, как раньше, по стране, лечить больных и насыщать голодных, дарить любовь и сострадание. Не более. Он не считал себя Спасителем и Богом. Но сила убеждения, которой обладал его ближайший друг Иуда, заставила Иисуса, идущего на смерть, поверить в Воскресение...

Фотография предоставлена проектом «Эшколот» / Николай Бусыгин


Когда Он умер на кресте, после шести часов страданий, пронзённый, потрясённый смертельно раненный Иуда вдруг осознал, как он ошибся — как он чудовищно ошибся, приняв за Бога человека. Да и какого человека?! Того, которого любил сильнее всех на свете. И не было теперь на свете ничего, что придавало б жизни смысл. Вот почему он совершил самоубийство. Когда я написал о том, что он стал самым выдающимся, до самой смерти преданным учеником Иисуса, стал первым и последним, единственным христианином, я понимал, как могут быть восприняты мои слова. И всё же я на них решился, доверив своему герою. Так выглядит история по версии Шмуэля Аша. Но так ли всё в действительности было, я, разумеется, не знаю. Однако я считаю, что эта точка зрения гораздо ближе к правде, чем тот её ужасный вариант, который предлагается в Евангелии.

В России моя книга вышла под названием «Иуда». Но у меня на родине название романа несколько другое, а именно — «Евангелие от Иуды». При этом я хочу особо подчеркнуть, что эта книга не о той дороге, которая ведёт к Голгофе. Я написал историю о двух мужчинах и одной женщине, которые всю зиму сидят в библиотеке старого иерусалимского дома, пьют чай и разговаривают, разговаривают, разговаривают, разговаривают. Несмотря на то, что у каждого в сердце своя печаль, несмотря на тяжёлое прошлое каждого, несмотря на ту пропасть, которая их разделяет, на исходе той странной дождливой зимы эти люди становятся ближе друг к другу. Мой роман — о природе любви и мистической силе слов. Ни Иисуса из Назарета, ни Иуду Искариота, ни других — на земле или в книгах, к сожалению, не понимали при жизни. А мои персонажи стараются — они учатся понимать. То, что в самом конце это, кажется, им удаётся, я считаю тем самым, невиданным, невероятным, хоть и маленьким, хоть и домашним, — но всё-таки чудом.

Другие материалы автора

Вера Бройде

​Книжные люди

Вера Бройде

​Нобуко Итикава: «Люблю приврать немножко»

Вера Бройде

Александр Пиперски: «Вежливость — в выборе местоимений»

Вера Бройде

Нашествие мечтателей

Читать по теме

​Кафка. Осужденный и зритель

18 июня в летнем лектории парка Музеон (в рамках образовательной программы проекта «Эшколот») переводчик Татьяна Баскакова рассказала о своем видении двух притч Франца Кафки, «Перед Законом» и «Императорское послание».

27.06.2017 Тексты / Статьи

​Настоящий Иуда

Литературный критик Сергей Морозов о диалектике предательства в новом романе Амоса Оза.

13.07.2017 Тексты / Рецензии

​Шолом-Алейхем и раннее еврейское кино

25 сентября, в рамках образовательной программы проекта «Эшколот», осуществляемой при поддержке фонда «Генезис», в Государственном институте искусствознания профессор литературоведения Бер Котлерман рассказал о том, что такое инсайдерское еврейское кино и какие фильмы хотел снимать писатель Шолом-Алейхем.

05.10.2017 Тексты / Статьи

​За сто лет до счастья

Литературный критик Сергей Морозов о гимне мимолетности и растрепанной жизни в новом романе Амоса Оза «Фима. Третье состояние».

26.12.2017 Тексты / Рецензии