В ранней юности я был сторонником равноправия и совершенно не ощущал никого человеком второго сорта. Это было следствием не советской реальности, а чтения советских книг (и книг изданных в то время) мальчиком, именно что живущим в отрыве от советской реальности. Среди прочих книг в обязательном списке такого чтения были и ксерокопированные тома братьев Стругацких. И одним из самых знаменитых мест в их «Улитке на склоне» был диалог директора загадочного Управления со своими сотрудниками. Директор говорил по телефону, со всеми одновременно, причём со всеми подчинёнными — и с каждым по-своему, на особом языке. Главный герой повести, внештатный сотрудник, тоже хочет приобщиться к этому таинству и хватает первую попавшуюся трубку, но ничего не понимает, потому как там шорох, треск и странные, будто несвязанные фразы. Герою объясняют, что это телефон беременной сотрудницы, которую увезли рожать. Дальше следует саркастически описанное перечисление расшифровок, вернее, способов расшифровки послания директора, который обращается одновременно ко всем и к каждому в отдельности. Это очень интересная метафора сама по себе, а хорошая метафора похожа на гаечный ключ. Она может подходить ко многим жизненным ситуациям, причём абсолютно непохожим.

Я сначала воспринимал эту историю как смешной абсурд, что-то вроде описания Лапуты, но (как и в случае с Лапутой), за словами обнаружился реальный смысл. Нет ничего удивительного в том, что чужую эмоцию мы понимаем хуже всего — хуже загадок других планет.

Роман Марты Кетро тем мне интересен, потому что там я через строй речи вижу принципиально иную эмоцию, чем у меня. Просто физиологически иную, так же, как ощущения женщины всё равно до конца не понятны мужчине.

Дело не в сюжете романа «Чтобы сказать ему». Сюжет похож на историю, рассказанную режиссёром Джармушем. Только в фильме «Мертвец» в странствие по фантастическому пространству отправлялся скромный счетовод, который понемногу перерождался в мистического героя, а у Марты Кетро по странной постапокалиптической местности движется женщина. В конце её тоже ждёт лодка (это не спойлер), а прежде — десятки психоделических встреч. Сюда можно ввести ещё множество сюжетов, вплоть до известного рассказа «Случай на мосту через Совиный ручей».

Есть проза универсальная, а есть мужская и женская. Никакого отношения эта классификация к полу автора (и читателя) не имеет — просто характеристика эмоции. Так вот, когда я рассуждал о романе Марты Кетро, то понял, наконец, что я имею в виду под женской прозой. Это, разумеется, не любовные романы в мягких обложках, и не толстые книги, полные страданий женщины средних лет, что получают литературные премии (и книги, и женщины). Женская проза — именно это: какие-то записанные на бумаге ощущения, любовь к сыну, подлаживание к миру, попытки устроиться, всё это, наложенное на классический сюжет психоделического путешествия. Отцы и матери любят детей по-разному, и не в том дело, что больше или меньше, а именно по-другому. Всмотришься в такое повествование, и увидишь эту материнскую любовь чуть полнее, чем в реальности. Потому что рассказано о ней изнутри. То есть тут пройдена некая грань, которая отделяет универсальную литературу от женской.

Язык, на котором рассказана история женщины среднего возраста в странных обстоятельствах именно женский, вернее, материнский, и внимательный читатель отличает его от мужского или нейтрального языка описаний. И перевод с него никогда не может быть осуществлен с достаточной точностью. Это удивительное чувство, когда сталкиваешься с другой жизнью, которая до конца не будет оценена и принята, но имеет своё право, и не хуже прочих. Итак, это ощущение другого.

Поэтому я ощущаю себя внештатным сотрудником, который зажал в руке чужую телефонную трубку и слушает послание от Директора. Я не всё понимаю, но ощущение таково, что я слышу настоящую женскую речь. Потом, конечно, я отойду и успокоюсь, но по себе знаю — писателя нужно похвалить, пока не отошёл и не успокоился, потому что потом я, как образцовый мальчик Достоевского, начну исправлять карту чужого звёздного неба.

Я надеюсь, что автор не будет публично разъяснять написанное, потому что непонятность и недосказанность множит читателей. При правильном позиционировании «Чтобы сказать ему» может встать в тот ряд, где стоят всякие чайки по имени Джонатан и дома, в которых. Именно без авторского комментария роман имеет больше шансов стать книгой-гуру, в которую вчитывают смыслы, как в «Дом, в котором».

Специфика в том, что «Дом по имени Джонатан» имени Марты Кетро — особенно женский.

И теперь, когда меня мои ученики спросят, «что такое женская проза», я им скажу, что не глупые любовные романы, не феминизм, праведный и яростный, а вот это.