Блинов А. Рассказы толстого мальчика. — М.: Арт-Волхонка, 2016. — 224 с.

Герой рассказов Александра Блинова — обыкновенный московский мальчик (он же и есть сам автор), живущий в Советском Союзе 1950-60-х годов. Повзрослев, он ничего не забыл ни ужасные утренние подъемы в детский сад под исполнение гимна по радио в шесть утра, ни походы на Миусское кладбище к мертвым родственникам, ни первый детский поцелуй «девчачьего друга Верки», ни удивительно колоритных прабабку Кику и деда Петра, ни поездки летом на море с Бабполиной, ни друга-пса Пирата, с которым пришлось расстаться, ни... Ничего герой Блинова не забыл, сохранил свое детство словно в волшебной стеклянной бутылке. И теперь, благодаря этим рассказам — полным фантазии, юмора и огромной доброты, мы можем заглянуть в ту Москву и то время. А главное, словно на машине времени вернуться в наше собственное детство.

Мы выросли и подзабыли, как когда-то умели перевоплощаться в кого угодно — вот и герой книги превращается то в тюленя Томку из зоопарка, то в дворовую собаку Тимку:

«Тимка шла, спокойненько наступая на лужи всеми своими четырьмя лапищами, и улыбалась веселой пастью! Тогда я расхотел быть Мальчиком-Тюленем, снял ботинки и что было сил затопал босыми ногами по лужам: ведь все равно я не мог промокнуть!
— Гав, гав, гав, — топал и лаял я.
— Уф, уф, — отвечала мне Тимка».

Как весело и жутко становилось от мысли о Живых Красных Колготках-Душегубах, Ногах за Занавеской, Волосатом Крючке (сидел ночью под кроватью, «и если свесить руку, мог запросто сцапать и руку, и тебя целиком»), Черном Страхе (стоял за китайской ширмой в коридоре), Страхе Стуле: «Главное было — не смотреть на стул. Глянешь — и конец! Страх Стула враз станет старухой или дядькой: старуха замерла, пялится и шевелит губами, дядька молча тянет к тебе руки, хочет достать». И какими страшными казались турникеты в метро, деревянный протез соседа.

А как здорово было ловить насекомых, например, жука-носорога, засовывать его в коробок из-под спичек и показывать друзьям, еще понадкусывать шоколадные конфеты и опять завернуть их в фантики, приручать гадкую бодливую козу, чтобы понравиться девочке, перекидываться с одноклассником портфелем отличницы Аньки, учиться любить младшего брата-младенца, хотя «по правде, лучше брата было все — и чиж, и мой велик, и даже Веркин кожаный мяч».

Честное дворовое детство при полном отсутствии гаджетов, девайсов и компьютеров, а потому мальчишкам и девчонкам приходилось играть с кошками и собаками, червяками и насекомыми, велосипедами и игрушками, да и просто вовсю фантазировать

Как всех обычных детей, «толстого мальчика» окружали чудаковатые непонятные взрослые: «В детстве я твердо знал: эти взрослые — специальные люди. Они не рождаются, как мы, дети. А берутся откуда-то сразу, готовые. (...) Слава богу, я знал, что никогда не превращусь в этих взрослых! Только если меня заколдуют». Мама и папа тоже были странные, но свои. Зато с бабушками и дедушками наш маленький герой сразу же находил общий язык — слушал воспоминания прабабки об ушедших загадочных временах, на кладбище тайком махал рукой уже умершим, но все равно веселым деду с бабкой, а с живым дедом Петром яростно играл в боевые солдатские шахматы, в которых каждая фигура была при армейском чине и имени: «Фигуры умели ловко рокироваться, ретироваться, держать оборону, сидеть в засаде, быть не в духе, уйти с позором или даже пожертвовать собой... Все как у людей, только серьезней».

О том, что герой рассказов действительно толстый, мы узнаем только в последних новеллах, повествующих о первых «курортных романах», в которых «достаточно упитанному, а на самом деле просто толстому» мальчику Саше приходится изобретать не связанные с внешностью и весьма успешные способы понравиться девочкам: «Я показывал Верочке и море, и обрыв над морем, и лиманы, в которых водились страшные скорпионы размером с кулак. (...) Потом мы лазили на старый крючковатый абрикос, и я отколупывал Верочке с черного ствола застывшую золотистую смолу, которую мы жевали вместо жвачки... (...) и клялись друг другу в вечной любви до гроба, (...) и наутро Верочку увозили... И приезжала Настенька», с которой все повторялось сначала.

Встречаем в книге и приметы времени: честное дворовое детство при полном отсутствии гаджетов, девайсов и компьютеров, а потому мальчишкам и девчонкам приходилось играть с кошками и собаками, червяками и насекомыми, велосипедами и игрушками, да и просто вовсю фантазировать. Никуда не деться автору от ушедших в прошлое реалий советского времени: та самая школьная форма, комиссия из РОНО, шпионские страхи и страсти, очередь в мавзолей через всю Красную площадь, тайное посещение храма с прабабкой Кикой («своим, оболтус, ни-ни!»), нечетное количество дедушек: «В детстве я думал, что у меня три дедушки: дедушка Николай, дедушка Ленин, дедушка Сергей. Тогда многие так думали. И я их всех очень любил».

Рассказы Блинова напоминают нам, какой настоящей, огромной, насыщенной была детская жизнь

Несмотря на ощущение цельности, даже монолитности книги, собранные в ней рассказы неоднородны — как в стилистическом отношении, так и в адресном. Часть рассказов можно смело читать детям. Другие, скорее, написаны как воспоминания о детстве — для взрослых. Первые полны искрометного юмора, огромного уважения к ребенку, неподдельного понимания его мотивов, эмоций и порывов. Вторые пронизаны ностальгией, горечью, но и светлым чувством благодарности к тому, чего не вернуть, но что остается в нас: «Когда мне плохо или одиноко, я вспоминаю, как мы бредем с моей бабкой с моря по замершей от зноя станице мимо облупившихся от жары палисадников. За палисадниками застыли пыльные абрикосы, облепленные желтыми жерделями. Бемц — жерделина падает мне под ноги и расплющивается... Наши ноги утопают по щиколотку в горячей бархатной пыли. Бабка что-то ворчит сзади... Я задираю голову: в выгоревшем от жара небе наматывает круги ястреб. Я смотрю, пока хватает сил терпеть и глаза не наполняются слезами... И тоска проходит».

Рассказы Блинова напоминают нам, какой настоящей, огромной, насыщенной была детская жизнь. Помогают этому впечатлению и замечательные рисунки Ольги Золотухиной, небрежно-карандашные, в которых точно схвачены характеры, эмоции, детали.

Все-таки детство — лучшая пора, а еще оно никуда не исчезает, спасает нас от самих себя и от скучной взрослой жизни. И пусть нас тогда немного недооценивали и не воспринимали всерьез, теперь-то нам все равно кажется, что только в то время все и было по-настоящему..

Конечно, тексты Блинова не идеальны — иногда писатель слишком прямолинеен, кое-что из написанного слишком личное, не всегда понятное читателю, а лирические отступления порой не вяжутся с основным сюжетом, привносят в историю дух дневников и мемуаров, нарушающий ритм отличных детских рассказов. Но, наверное, это и есть та особенность авторского стиля, которая делает тексты Блинова неповторимыми.

Смешение детского и взрослого восприятия как в рамках одной маленькой истории, так и целой книги делает «Рассказы толстого мальчика» по-настоящему подходящими для семейного чтения — доброго, честного и хорошо сбалансированного по части смеха и слез.