18+
21.09.2020 Тексты / Авторская колонка

​Шлагбаум

Текст: Владимир Березин

Фотография: из архива автора

Писатель-пешеход Владимир Березин о том, как правильно проходить погранконтроль.

Или в лоб шлагбаум влепит

Непроворный инвалид

Александр Пушкин


Общественные возмущения похожи на возмущения атмосферные. Они пролетают над обществом быстро, треплют умы, как макушки деревьев, а потом бесследно исчезают. Как-то быстро забылась история о голом композиторе Глинке.

Композитору Глинке вообще сейчас не очень везёт. В Берлине хотели назвать станцию метро его именем (по рядом стоящей улице), но потом немцы решили, что этот русский несколько антисемитичен и вообще не годен к почёту. Глинка, кстати, умер в Берлине — меньше, чем через год после той пограничной истории, о которой пойдёт речь. Итак, один певец рассказал нам, как Михаил Иванович разделался и голый убежал за границу, потому что уж мочи нет, как дурно в России, и даже русские штаны хочется бросить в это царство мрака. Выходило что-то вроде «7 апреля 1856 года Михаил Иванович, уезжая из России в Германию, разделся на границе... догола, до самого гола, бросил на землю платье, чтоб и духу русского с собой случайно не прихватить, плюнул на русскую землю и крикнул: „Дай Бог мне никогда больше не видеть этой мерзкой страны и её людей“, и шагнул под шлагбаум».

Все тут же начали судить и рядить об этой истории, выводя из неё разные вещи — и собственное возмущение, и беды нашего Отечества. Наиболее дотошные люди обратились к источникам, и обнаружили, что есть воспоминания сестры Глинки, где говорится следующее: «Наступило и 27-e апреля 1856 г. В час пополудни брат вместе со мною и В. В. Стасовым сели в карету, и мы проводили отъезжавшего до заставы. У заставы брат вышел из кареты, простился с нами, потом плюнув, сказал: „Когда бы мне никогда больше этой гадкой страны не видать!“» В своих воспоминаниях сестра композитора долго рассказывает, как непросто складывались отношения Михаила Ивановича с публикой перед этим объездом и чем он был вызван.

Удивительное, что композитор в новой версии слился с одним художником. Великий Николай Лесков так пишет об этом художнике: «Каковы бы ни были свойства тех печальных случайностей, которые дали строителю академии Кокоринову мысль, совершив свою работу, удавиться в построенных им стенах, а великому в истории русского искусства Карлу Брюллову другую, несколько банальную мысль снять на границе России бельё, платье и обувь и нагишом перейти в Европу, где его иностранные друзья приготовили ему новое, не бывавшее в России платье, — тут, в обеих этих выходках — строителя академии и знаменитейшего из её профессоров, есть что-то, отчего можно задуматься. Ученики Брюллова должны бы, кажется, припомнить этот аллегорический призыв к обновлению и сбросить свои демонические плащи, время которых, увы! невозвратно минуло».

...художник неотличим от композитора — в легендах и не такое бывает

Эту же историю, вроде бы случившуюся 27 апреля 1849 года (тут какое-то странное календарное совпадение с Глинкой, что позволило бы новой хронологии утверждать, что это один человек), пересказывает и Петров-Водкин: «Блестящий человек с громкой славой и почетом, Карл Брюллов и тот не выдержал российских свободных художеств: награждённый болезнью, перепоем, бросает он дворец перед сфинксами и буквально удирает к себе на родину. На линии границы русской раздевается он донага и швыряет одежду через шлагбаум покидаемой им страны».

Но дело не в том, что художник неотличим от композитора — в легендах и не такое бывает. Дело в том, что это очень русское желание (даже в случае Брюллова) — отречься от прошлого, порвать с ним так, что уж камня на камне не оставить. В прошлом, да и в наше время некоторые эмигранты для пущего отречения норовили выкреститься из православных в католики. Недоуменные католические священники говорили, что этого вовсе не требуется, и они могут просто считать себя католиками. Но тем всё хотелось покреститься наново, и на объяснения, что такое желание греховно, только обижались.

Можно подумать, что жажда отречения так уж редка в других народах. Но у нас это обостряется из-за пока ещё большой начитанности и жёсткой структуры общества. И, проехав под шлагбаумом, реальным или воображаемым, очень хочется написать письмо Государю на курбский манер и обличить кого-нибудь. Избежать обличения начитанным людям сложно — оттого люди верующие обличают атеистов, а те отвечают им той же монетой, экологические активисты обличают обывателей, а обыватели плюют им вслед, граждане, отслужившие в армии, презирают не служивших, а те... Ну и эмигранты задирают тех, кто остался, а оставшиеся — задирают эмигрантов.

Это происходит, разумеется, не со всеми, но со многими людьми. Часто такое происходит из-за нечистоты эксперимента: человек рассудительный чаще всего много работает и говорит мало. Никакой общей правоты тут нет, как нет и одной на всех правды. Более того, оптика такого сорта постоянно сбоит. У эмигрантов-спорщиков Россия, как говорят, не в плюсквамперфекте, а в футурум цвай. В этих спорах, с одной стороны, участвуют те, кто никак не может отрясти с ног старый прах, и они всё время норовят ещё раз пролезть под шлагбаумом в неодетом виде. С другой стороны, на них набрасываются люди, у которых слишком много времени, свободного от производительного труда и они приветствуют всякое укрепление шлагбаума и отрекаются от здравого смысла. Происходит психотерапевтическая кристаллизация: неуверенные обыватели, как частицы, осаждаются на ядро кристаллизации какой-то идеи. Чем более они встревожены, тем более и прочнее они прикрепляются к этой теме. Понемногу забывается то, что границы сместились и все эти шлагбаумы торчат посреди чистого поля то в Литве, то в Польше, и непонятно, куда плюнуть, чтобы не напугать просвещённых европейцев

Наблюдатель оказывается между действительно отвратительными эксцессами государства (а каждый может привести массу примеров), и сомнительным желанием много раз откреститься от свинцовых мерзостей отечественной жизни. Это неизбежно — мало у кого соглашается с тем, что у всех своя правда, немного, может, другим и непонятная. Одна надежда на то, что есть люди компромисса, которые не примкнут к спорщикам, переходят границу по надобности, без пафоса и патетики. Пока же ригористы толпятся по разные стороны шлагбаума в совершенно одинаковых сюртуках и расстёгивают пуговицы.

Другие материалы автора

Владимир Березин

​Монтажный цех Ильи Кукулина

Владимир Березин

​На луне как на луне

Владимир Березин

​В чёрном-пречёрном городе

Владимир Березин

​Однажды на пасеке