Трудно представить, что есть человек, который никогда не задумывался о самоубийстве. Мне кажется, такое возможно едва ли. Каждый человек, будь он, опьяненный вдохновением художник или трезвый до тупости атеист, радикальный ортодокс или наивный верующий, поэт, учёный, рабочий, спортсмен и даже крестьянин, перс, римлянин, египтянин, русский, немец или лезгин (тут по законам риторики нужно остановиться и закончить период), — каждый думает о смерти. А в самых отчаянных случаях — о самоубийстве. Иногда, правда, с кокетливой мыслью «как я буду выглядеть?».

Вы знаете, даже дети думают о смерти и самоубийстве! Я вспомнил сейчас, как моя мама рассказывала: когда она была маленькая и родители чем-то обижали её, она укрывалась холодным паласом на сырой веранде и ждала: «Пусть я замерзну и умру, чтоб вы меня пожалели».

Человек, особенно маленький человек — это звучит невесело и тихо. Его надо жалеть, чтоб он сам себя не жалел. Жалость, направленная на себя самого — яд, разъедающий изнутри, но направленная на другого, она становится мёдом, вином, молоком и кисловодским нарзаном. В общем, всем тем, что нам может понравиться на вкус и принести пользу организму.

Но иногда бывают случаи вынужденного самоубийства. Нет, не то чтобы человека доводят до греха. Я о другом. Скажем, захотелось солидному, всегда серьезному профессору повеселиться, раскачаться на веревке в своем кабинете, размять тело. Разве нельзя? Тянется он к потолку, чтобы привязать веревку к крючку, а тут студенты без стука заходят. И начинают упрашивать его не вешаться: мы, мол, всё осознали и больше не будем пропускать лекции. Профессор — серьезный человек: ему легче повеситься, чем признаться, что он хотел тут просто покачаться на веревке, пока никого нет.

Вот примерно такая ситуация складывается в спектакле, поставленном в Студии театрального искусства (СТИ) одним из самых замечательных режиссеров современности Сергеем Женовачем, по пьесе Николая Эрдмана «Самоубийца».

Такая да не такая. Из-под комической маски сюжета выглядывает трагическое лицо судьбы и жизни. Но поговорим о спектакле чуть позже. А сейчас я хочу несколько слов сказать о самом театре — именно о здании и атмосфере внутри.

СТИ возникла в 2005 году. Именно возникла, а не была создана чьим-то волевым решением, основана постановлением, образована распоряжением и так далее. Из ГИТИСа выпускался очередной курс Сергея Васильевича. На пресс-конференции, которая собралась вслед за фестивальной неделей дипломных работ, в коллективную голову пришла идея не расходиться, а в таком же составе — весь выпускной курс и мастер — играть на московских подмостках свои дипломные спектакли. Так родился новый театр, художественным руководителем которого стал Сергей Женовач, главным художником — Александр Боровский, а художником по свету — Дамир Исмагилов, руководителем музыкального оформления — Григорий Гоберник. Я называю эти имена ещё и потому, что эти люди работали, разумеется, и над спектаклем «Самоубийца», о котором чуть позже.

Очень скоро нашелся меценат. Российский предприниматель Сергей Гордеев в 2008 году выкупил для театра здание на улице Станиславского, где в XIX веке находилась знаменитая золотоканительная фабрика семьи промышленников Алексеевых. Тут родился сам Константин Сергеевич Алексеев (будущий Станиславский). Тут он в начале XX века открыл фабричный театр для рабочих. Одним словом, здание с историей, да ещё с какой!

СТИ стала первым частным репертуарным театром в новой России. Но в 2016 году получила федеральный статус, а само здание было передано меценатом в дар государству.

«Самоубийца» Женовача — живой, смешной, неожиданный

Я как-то рассказывал о домашней обстановке в Историко-этнографическом театре на севере Москвы, где в антракте ставят самовар с бесплатным чаем, и ты сидишь на опромётной скамье с глухими ножками, отхлёбывая чай и воображая себя жителем XVII–XVIII века. Нечто подобное и тут, в СТИ. Но вы оказываетесь, наверное, в веке XIX в просторной зале, где играет духовой оркестр, с зеленым яблоком ренет симиренко в руке. Яблоки, кстати, лежат в вазах на столах в фойе театра — угощайтесь, мол, дорогие зрители. Меня очень подкупают эти яблоки, этот чай. Они ведь почти ничего не стоят — ну, цена одного билета, — зато как приятно! Будь моя воля, я бы разрешил приходить в театр со своими угощениями, складывать всё на один стол и потом есть вместе с одного подноса, как делают в некоторых духовных братствах. Чувство единения. Чувство внимания и, если хотите, жалости друг к другу.

Вот тут-то мы и вернемся к спектаклю.

Пьеса Эрдмана шла к зрителю долго и тяжело. В начале 30-х её взялись ставить Станиславский во МХАТе и Мейерхольд в ГосТиМе. Но пьеса вскоре была запрещена, и от постановок пришлось отказаться. Лишь в 1982 году в Театре Сатиры Валентин Плучек, бывший ГосТиМовец, решил снова обратиться к ней. Спектакль шел всего два года. На этот раз запрета не было, но была рекомендация сверху — снять из репертуара. Если сказать полную правду, постановка, на мой взгляд, не очень-то и удалась: она была какая-то беззубая, неживая. Современный вариант в СТИ гораздо круче, при всем уважении к памяти Плучека и любви к некоторым его спектаклям. Вы можете судить сами, так как сохранилась видеозапись того спектакля, правда, восстановленной после перестройки в 89-м году — с Романом Ткачуком в главной роли, с Шарыкиной и Аросевой.

«Самоубийца» Женовача — живой, смешной, неожиданный, музыкальный, местами горький, в конце философичный.

На сцене мы видим галерею из двадцати двух обшарпанных дверей. Это настоящие двери бывших коммуналок, собранные по разным городам технической командой театра специально для декораций. Они и представляют собой коммуналку в два этажа: одиннадцать комнат наверху и девять — внизу, плюс туалет и кухня. Основное действие происходит в дверях одной из комнат на первом этаже, где живет семья Подсекальниковых: муж Семен Семенович (актер Вячеслав Евлантьев), жена Мария Лукьяновна (актриса Евгения Громова) и теща Серафима Ильинична (актриса Анастасия Имамова).

Однажды ночью безработному Подсекальникову захотелось ливерной колбасы. Он будит свою «измученную» работой жену и спрашивает, не «осталась ли от обеда ливерной колбасы». Это завязка. Дальше колбаса превращается в пистолет, сам Подсекальников — в самоубийцу. Потом к нему выстраивается очередь из советчиков, которые призывают его застрелиться не просто так, а за идею, за любовь, за искусство, за торговлю, за «нашу церковь», за «русскую интеллигенцию», за..., за... А Подсекальников не хочет умирать — хочет жить. И просит немногого: «Все строительство наше, все достижения, мировые пожары, завоевания — все оставьте себе. Мне же дайте, товарищи, только тихую жизнь и приличное жалованье».

В спектакле заняты восемнадцать актеров (не считая квинтета под руководством Виктора Козлова), и так как, несмотря на траурный марш, трагический шепот и выстрел в финале, это все-таки комедия, хочется назвать лучших, на мой вкус, разумеется, комедийных исполнителей. Это прежде всего Анастасия Имамова, сыгравшая тещу, Глеб Пускепалис в маленькой, но очень яркой и запоминающейся в роли глухонемого Молодого человека и, конечно, Вячеслав Евлантьев в главной роли. Очень интересный актер. Он одинаково хорош как в комических сценах, так и в трагическом монологе в финале.

Все критики, чьи отзывы о спектакле я читал, в один голос заявляют, что он сегодня политически актуален. Вспоминают, что в дни премьеры был убит политик Немцов, и вокруг этого убийства тоже летала идея «Нам не важен покойник как таковой. Нам гораздо важнее сервировка покойника. Важно то, как подать его». Или настойчиво утверждают, что мысль: «Товарищи, я не хочу умирать: ни за вас, ни за них, ни за класс, ни за человечество, ни за Марию Лукьяновну!» особенно актуальна становится в современном мире.

Я бы выразил большие сомнения по этому поводу. Потому что я, к примеру, да и не только я, знал людей, стремившихся умереть и умиравших за идею. Это в наши-то дни, совсем вчера. И мне их тоже жалко.

Поэтому, на мой взгляд, спектакль «Самоубийца» скорее пытается не к сегодняшнему дню привязаться и вызвать у зрителя злобу к нему, а к вечности, в которой человек, как маленький ребенок, хочет, чтоб его пожалели.