18+
02.09.2020 Тексты / Интервью

​Памяти Владислава Крапивина

Комментарии собрала: Алена Бондарева

Фотография: с сайта www.rusf.ru

Детские писатели Алексей Олейников, Ася Кравченко, Лариса Романовская и Софья Ремез рассказали Rara Avis о том, почему книги Крапивина останутся с нами навсегда.

Софья Ремез

писатель

Владислав Крапивин был идеальным детским писателем. Его тексты — это целая философия, которая была безоговорочно принята его читателями — подростками. Слишком заразительной оказалась его любовь к тому, во что он верил. Мир книг Крапивина и клуб «Каравелла», основанный им — это мир настоящих мальчиков, тех самых, на чьих плечах держится наша земля. Подлинная романтика, честь, верность, настоящая дружба, вера в справедливость — все то, чего многие стесняются, и, что часто теряет смысл, когда мы вырастаем а потом возникает вновь, когда становится действительно невыносимо. Потому что только эти странные вещи и делают людей счастливыми. На книгах Крапивина выросло несколько поколений детских писателей, неслучайно премия его имени — самая желанная внутрицеховая премия.

Ася Кравченко

Писатель

Крапивина я прочла уже во взрослом возрасте. Меня поразило, с каким уважением он относится к детским переживаниям, как чувствует их масштаб, ведь у детей все случается впервые. Мне очень симпатичны его герои. Мне кажется, «крапивинские мальчики» — характеристика, которая останется и в литературе, и в жизни. Я знаю, что Владислав Петрович помог очень-очень многим сделать первые-вторые шаги в литературе. Я очень ему признательна: Крапивинская премия дала хорошей старт и моей книжке «Вселенная. Новая версия». Я знаю, что он лично ее читал и выбрал, и его поддержка и одобрение для меня по-настоящему много значат.

Лариса Романовская

Писатель

Мне кажется, Крапивина не объяснить. Либо его тексты мимо, либо снайперски попадают по нашим болевым точкам и появляется ощущение — «откуда этот дядька знает, что у меня в голове». Для меня книги Крапивина были спасением от реальности. Думаю, так было у многих. И еще одна важная вещь: у Крапивина тема смерти, бессмертия и послесмертия в текстах раскрыта настолько мощно, что поверить в его биологическую смерть невозможно.


Алексей Олейников

Поэт и писатель, педагог

Я не знаю, что сказать. Лента вчера и сегодня полна постами — иногда длинными и развернутыми, иногда краткими, но все они полны любви, уважения, грусти, боли от потери. Разные эмоции. У меня внутри тишина. Звонкая, полуденная тишина. Запах травы. Кузнечики орут. В небе марево стоит, жаркое такое. Я на краю поляны, за спиной лес, оттуда тянет прохладой, даже сыростью. На поляне то ли голубятня, то ли гараж. А может, шалаш. Мы такое называли база. Внутри кусок клеенки, на нем пара ржавых банок — плоская из-под монпансье, высокая из-под индийского кофе. Пуговицы внутри, рыболовные крючки, стеклянные шарики, окислившаяся зеленая гильза. Она пахнет порохом, чуть-чуть, если понюхать. Лук со стрелами (их три, из старых, серого дерева, реек. В расщеп вставлены гвозди и замотаны нитками). Лук из ветки ореха, кора его зеленит кожу и пахнет йодом. Тетива из прочной нити корда, добытой из покрышки. Хороший лук. Жара прозрачной глыбой стоит над поляной.И горлицы невидимо поют в ветвях. Я на краю ее, если напрячь зрение, то я увижу мальчишек. Должен увидеть. Быстрые прозрачные тени на краю взгляда. Наверное, он тоже там. Или в одном из своих городов, старинных, приморских — идет по отполированной брусчатке, гладит рыжую кошку, сидящую на низкой каменной (грубой кладки) стене. Та жмурится, выгибается, толкает спиной его ладонь. Ветер из-за спины приносит запах моря. Этим летом умерло два человека, складывавшие собой мою подростковую вселенную — мой школьный библиотекарь, мой сталкер и лоцман — Людмила Воронова, которую знают и помнят в библиотечной среде. И вот Крапивин. Оба они были рядом, когда я шел темной долиной своего взросления. Оба не оставляли. Не оставлять — это великое человеческое искусство. Оно дается не каждому, и может не совпадает с умением складывать слова и весело организовывать детей. Это чуткость души, готовность включиться в другого, готовность разделить с ним малый отрезок его жизни — тот, когда тяжело. Ушел мастер пространств, творец иллюзий, человек, выстроивший собственную вселенную, в которую с головой и пятками падали десятки тысяч детей и подростков. Я очень любил его книги. До дрожи, затмения в глазах, это были не потертые тома с библиотечными конвертиками для абонементов. Это был потрепанный пропуск на Ту сторону, наркотик сильнее всех. Я их почти ненавидел, эти книги. Бросил читать. Потом понял, почему. Крапивин создавал настолько реальные миры, что в них хотелось жить. Я и жил — от книги к книге, как пловец, которому подарили маску и он впервые увидел красоту морского дна. И с тех пор живет только на дне, до одури и тошноты, до звона в ушах погружаясь все глубже в зеленоватую прохладную мглу, стремясь добраться до зыбкой, непривычной красоты. Я был там — где ветер, соль, слезы. Там, где костер и друзья, чье молчание яснее речи. Я поднимал шпагу навстречу врагу и швырял мячики в ожившие манекены и они рушились от моих ударов. Я шел забытыми тропами по граням Великого Кристалла, открывая удивительные миры — один за другим. Миры, где была отвага, честь, дружба, красота взросления, где была правда и справедливость, где были редкие взрослые, которые могут тебя принять и понять. Вся эта звонкая монета, которая имеет великую цену в этом возрасте. А когда я выныривал, все исчезало. Разрыв между Там и Тут был невыносим. Лучше вообще не показывал грешнику рай, чем показать, а потом изгнать. Я завидовал, злился, мечтал туда попасть, мечтал найти таких друзей — и чем больше читал, тем больше росла тоска по подлинности и чистоте той жизни, высоте тех отношений. Маленький, я не мог отделить автора от текста, не мог найти поддержку в этом мире, куда приходилось возвращаться. А возвращаться приходилось всегда, и это было больнее всего. Крапивин и есть тот Мир Великого Кристалла, проводник и единственный его творец. Он открыл и показал нам свой мир, он привел нас туда, но оставить навсегда он не в силах. Если бы Крапивин был бардом средних веков, его бы наверняка забрали эльфы. Они его и забрали.


Другие материалы автора

Алена Бондарева

​Игорь Шпиленок: «Живу в медвежьих местах»

Алена Бондарева

​Когда ты слон, тебе не обидно

Алена Бондарева

​Уго Пратт. Человек «вступительного экзамена»

Алена Бондарева

​Эдуард Лимонов. Воображаемое интервью

Читать по теме

​Михаил Яснов: «Сережа, не катайся на слонах!»

Писатели Михаил Яснов и Сергей Махотин рассказали обозревателю Rara Avis Валерии Мартьяновой о слонах, бабушках и проблемах детской литературы.

26.10.2015 Тексты / Интервью

​Аттестат для героя

Детский писатель Лариса Романовская о том, встречался ли Холден Колфилд с Лолитой и кем стал повзрослевший Витя Малеев.

01.06.2017 Тексты / Статьи

​Вадим Левин. Я педагог, пишущий для детей

Поэт Вадим Левин о своем детстве, книге «Между нами», Ренате Мухе, «многосемейных» занятиях литературой и о том, как поэзия объединяет детей и родителей.

06.09.2017 Тексты / Интервью

​Зачем сегодня читать Александра Блока?

С 20 апреля по 15 мая 2019 года в Петербурге идет большой фестиваль «Дни Александра Блока». В его рамках было даже предложено установить памятник, которого у Блока никогда не было.

08.05.2019 Тексты / Интервью