Левша согласился.

— Об этом, — говорит, — спору нет, что мы в науках не зашлись, но только своему отечеству верно преданные.

Николай Лесков. «Левша»

Довольно много говорили о гетто, в котором находится фантастика — американцы говорили об этом лет шестьдесят назад, подразумевая под причинами заключения совсем не то, что наши фантасты. В нашем Отечестве, где литература до недавнего времени была важным идеологическим инструментом, писатели мигрировали в эти «гетто» — детской литературы, или, скажем, фантастики. Налицо был компромисс: твой малый народ был второго сорта, но за некоторую ущербность можно было получить сверхплановый глоток свободы.

В большом мире контроль был жёстче. Там на Первом съезде советских писателей Леонид Соболев говорил: «Партия и правительство дали советскому писателю решительно всё. Они отняли у него только одно — право плохо писать. Хорошим писателем мы изображаем того, чьи книги верно изображают жизнь, волнуют и учат. Такие книги имеют все шансы, как говорится, „войти в века“. Писателем, способным создать такие книги, может быть только тот, кто умеет правильно видеть и ярко чувствовать, правильно и ярко изображать. Разберёмся, товарищи, в том, что нам, писателям, дала революция, и партию, эту революцию организовавшая. Разберёмся по порядку. Уменью видеть учит нас философия пролетариата, созданная величайшими умами человечества — Марксом, Энгельсом и Лениным. Это оружие дала нам партия. Уменью чувствовать учит нас вся наша действительность — непрерывная цепь побед, организованных опять-таки нашей партией. Наконец уменью верно изображать учит нас метод социалистического реализма, т.е. метод, пользуясь которым мы можем дать правдивое изображение действительности с партийных большевицких позиций. Этому методу опять-таки обучает нас партия» * — Соболев Л.Речь на первом всесоюзном съезде советских писателей // Соболев Л.Собрание сочинений в 5 т. Т. 4.: Статьи и выступления о литературе и труде писателя.— М.: Советская Россия, 1988. С. 77. .

Присяга всему этому, конечно, требовалась и от фантастов, но в нестрогом виде. В воображаемом гетто бурлила жизнь, писались книги, читатели не иссякали, тиражи множились, но фантасты всё время норовили вырваться из заточения. Ведь для советского человека гетто всегда останется образом, полным колючей проволоки, лая караульных собак и опасности для жизни.

Через некоторое время оказалось, что охрана ушла куда-то, железные ворота, на которых было написано «Писать надо лучше», распахнуты. А за воротами лежит прекрасный большой мир, но только этот мир живет по волчьим капиталистическим законам. Там все давно пишут романы «с элементами фантастического», и тёплый ламповый алкоголизм в пансионатах не в цене. Фантасты покрутили головой и не стали выходить.

За это время внутри гетто выросли ровно те же институты, что и в большом мире. Будто во фрактальное множестве, когда картина повторяется на следующем уровне. В гетто появилась своя система съездов-конвентов, своя наградная система (точно так же, как и в большом мире имеющая движение к девальвации), своё литературоведение и критика... В общем, мечта робота Бендера — всё то же самое, только с блэк-джеком и девушками особой социальной ответственности. Насчёт девушек не скажу ничего, но любое гетто, кроме несвободы, приносит уют. Ехать в Гамбург, чтобы мериться силами на пыльном ковре — неудобно и страшно, а дома можно устроить свой гамбургский счёт. К тому же не надо учить немецкий или любой другой — замечу вскользь, что незнание иностранных языков какая-то странная черта внутри гетто. Так можно жить, пока не исчезнут последние читатели и почитатели (а анализ тут замещается преданностью) — то есть довольно долго. Из-за незапертых ворот можно произносить ритуальные фразы — мы, дескать, ого-го, а они-то! Они-то вовсе не ого-го.

Фантасты в этом случае попали под общий закон замкнутых систем — об их постепенном вырождении. То есть даже во времена стагнации (застоя) люди живут не так уж плохо, любят друг друга, строят дома, делают открытия, но их мир неумолимо подтачивает экономика. Не заграничный негодяй, не мифическая англичанка-которая-гадит, а сам порядок вещей. И это нам показал на своём примере поздний СССР.

Внутри гетто с потрескавшимися, но крепкими ещё стенами, удивительным образом воспроизводится риторика прошлого

Кстати, в том советском прошлом была хорошая книжка пародий «Липовые аллеи», которую написали Лазарь Лазарев, Бенедикт Сарнов и Станислав Рассадин. Там было прекрасное описание заседания редколлегии в журнале «Переводные картинки». Сказочные герои вели себя, как нормальные советские редактора: открыл заседание Мюнхгаузен. «Он призвал участников обсуждения к правдивому анализу всех наболевших вопросов. Первым в прениях выступил Незнайка, который со всей прямотой признался, что он ничего не знает. Вокруг глубокого и острого выступления Незнайки завязалась оживленная полемика <...>.

Взявший затем слово Бармалей заявил:

— Я за многообразие. Здоровый читатель все проглотит.

Оратора горячо поддержали Акула-Каракула, Крокодил.

— Товарищ Бармалеев упрощает, — так начал свое выступление Дядя Степа-милиционер.

Резко покритиковав Бармалея, Акулу-Каракулу и Крокодила за всеядность, он затем подробно остановился на проблеме современного стиля в музыке.

— Главное, — сказал он, — чтобы было тихо! Чтобы никакой музыки после одиннадцати часов ночи. А тех, кто танцует стилем, я лично всегда вежливо удаляю с танцплощадки...» * — Лазарев Л., Рассадин С., Сарнов Б.Плодотворное обсуждение в редакции журнала «Переводные картинки» // Лазарев Л., Рассадин С., Сарнов Б.Липовые аллеи. — М.: Советская Россия, 1966. С. 82-84. .

Заседания редколлегии у фантастов проходят в социальных сетях, и они очень хорошо укладываются в стиль этой пародии. «Куда нас тянет Тяни-Толкай?!» — спрашивает Тётя Лошадь. Никто никого не слушает, все делятся своим психотерапевтическим выговариванием.

Поэтому я напомню прекрасную историю с приглашением сторонних экспертов. (Нет, я понимаю, что темы в Сети протухают быстро, любой скандал тут же замещается следующим, как патрон в пулемёте. Теперь актуальнее то, соборы в Англии или пляски на столе в библиотечном храме. Но больно уж пример хорош, да и удобнее об этом писать, когда спорщики подустали). Так вот, одни фантасты позвали на своё заседание главного рецензента страны Галину Юзефович. Ну, да — она главный рецензент, с эти ничего не поделаешь — не вы, не я, а вот она. Или вот Василий Владимирский — главный рецензент фантастического — бывают такие должности. И Галина Юзефович (не без некоторых, так сказать, опечаток в устной речи), сказала фантастам, что, во-первых, они плохо работают со словом, не вычитывают сами свои вещи, а корректура и редактура в их книгах — редкий гость, во-вторых, прямая назидательность «наше добро лучше их зла» сейчас плохо работает, а, в-третьих (и это самое интересное), что те люди, которые раньше читали про попаданцев, начинают просто играть в игры на мобильных телефонах и покидают зону чтения. Иначе говоря — хотите за ворота, так вот что там ждёт, но можете, конечно, оставаться, но кормовая база сужается.

В общем, это выглядело примерно так же, как если бы в 1982 году в СССР пригласили какого-нибудь эксперта по супермаркетам из Америки и спросили бы, как ему у нас. И честный эксперт сказал бы: у вас плохо. Во-первых, продавщицы не должны хамить покупателям. В-вторых, тухлой еды не должно быть на прилавке. В-третьих, нужно отладить связи с поставщиками, чтобы... Нет, настоящий эксперт ничего бы не сказал, а только напился водки Stolichnaya в баре «Интуриста». Потому как если эксперт сообщает такое, то жители гетто ему отвечают: «Ты нас недостаточно знаешь, твоя квалификация во внешнем мире к нам не применима, мы тут давно живём, фамилия у тебя странная, да ты вообще кто?»

С Юзефович так и вышло, и мне-то как раз интересен не повод, а сам механизм возмущения внутри гетто * — Правды ради, люди, что оказывали моральную поддержку главному рецензенту, мне тоже не приглянулись. Ровно так же они рассуждали про чужие пиписьки, называли оппонентов дураками и деланно удивлялись: «А кто это вообще?». Но таковы скорбные свойства не политических или литературных лагерей, а человечества в целом.

. Это оборонная риторика писателей (а внутри гетто количество писателей, кажется, равно количеству читателей), которые почувствовали, что им пытаются запретить писать плохо. Они долго отвоёвывали себе право писать плохо, и нате! Как всегда в таких случаях начался сумбур, никто не дочитывал никого до конца, не то, что источников, но и реплик ближнего собеседника. Из того, что примитивное морализаторство не работает, был выведен призыв писать про гомосексуалистов, из претензий к редактуре — ...нет, не помню, как это парировалось. Как вишенка на торте, сгустилась из воздуха идея мирового заговора, который запретит фантастам издаваться.

Я клоню к тому, что это яростное плодотворное обсуждение сохранило для нас всю систему ритуальных плясок советского времени, — не только в литературе, а где угодно. Пример с торговлей уже приведён, так можно про автомобили. Как? У нас плохие автомобили? Как заграничные лучше? Да я на своём «Москвиче» по бездорожью в Соловец ездил! Да кто это говорит вообще? Что он понимает в «Жигулях»? Погодите, может он на деньги Сороса живёт? На гранты, да? Англичанка гадит? Ну так ясно тогда всё. Внутри гетто с потрескавшимися, но крепкими ещё стенами, удивительным образом воспроизводится риторика прошлого. Те, кто читал жухлые стенограммы обсуждений и отчёты о собраниях, легко могут сличить аргументацию и стиль. Когда-то люди хотели быть настоящей советской литературой, и вот, наконец, судьба смилостивилась. Стали.

В той самой истории про заседание редколлегии журнала «Переводные картинки» был такой эпизод: «С содержательной речью выступил Рассеянный с улицы Бассейной, который подверг резкой критике книгу „Три товарища“:

— Меня не устраивает в этой книге прежде всего низкий интеллектуальный уровень героев, — говорит он.— И вообще они слишком розовые... (Серый Волк заинтересованно: „Почему розовые?“) Конечно, розовые! И эти нелепые, бессмысленные имена: Наф-Наф, Нуф-Нуф... (Оживление в зале. Выясняется, что оратор имел в виду книгу „Три поросенка“.)» * — Лазарев Л., Рассадин С., Сарнов Б.Плодотворное обсуждение в редакции журнала «Переводные картинки» // Лазарев Л., Рассадин С., Сарнов Б.Липовые аллеи. — М.: Советская Россия, 1966. С. 82. .

Так вот — фантасты довольно складно ругали Юзефович, и я наблюдал за одним голосом в хоре, пока он не произнёс с сарказмом: «И вот это отхватило Нобеля?!» Ну да: Ниф-Ниф, Нуф-Нуф, все фамилии на «-ич» одинаковы, как и наши знания об их носителях. Конец перспективы.