18+
08.09.2017 Тексты / Интервью

I love Pushkin

Беседовала Лариса Романовская

Фотография из архива Елены Биляк

Преподаватель школы «Тиква», автор программы «Русский язык в играх» Елена Биляк рассказала Rara Avis о том, как учат русской литературе в Сан-Франциско.

— Как возникла школа «Тиква» * — в переводе с иврита тиква — надежда ?

— Все началось двадцать семь лет назад, когда группа энтузиастов — преподавателей вокала, фортепьяно, хореографии — решила открыть музыкальную школу. Ни денег на аренду помещения, ни возможности приобрести необходимые лицензии и страховки у них тогда не было. Но им повезло: Центр городской еврейской общины отнесся к этой идее благосклонно. Получилась программа внеклассных занятий для детей иммигрантов. Дети подхватывали английский быстро, родители не особо стремились поддерживать русский, тогда многие говорили: «В США он им не пригодится». Школа плавно переходила на английский язык.

— А почему появился интерес к русскому и литературе?

— В начале девяностых была очень большая волна иммиграции. Многие ехали в США с детьми. И, разумеется, вся семья шла учиться-работать, дети отправлялись в садики и школы, где несколько недель рыдали, поскольку ничего не понимали, потом подхватывали английский. Тогда рыдали уже родители — они начинали отставать от детей. А дети их стыдились. «Не приходи за мной к школе, ты выглядишь слишком «русской», — так сказала дочка маме, спрашивавшей меня о том, для чего я морочу голову своему ребенку и разговариваю с ним исключительно по-русски.

Вот тогда в общине осознали — надо детям сохранить русский, иначе контакты с бабушками и дедушками сведутся к поеданию бабушкиного борща. Ну а раз появился спрос — то будет и предложение.

Я в это время уже нашла первую преподавательскую работу в воскресной школе, но мне там очень не нравилось. Директрисе хотелось «делать красиво» для родителей. Поэтому я могла готовить урок полночи, а на входе она мне совала в руки какой-то листок и говорила: «Выучи с детьми эти стихи сегодня, через неделю мы их мамам покажем». Параллельно я подрабатывала в местных русскоязычных газетах. Однажды меня пригласили на концерт в честь пятилетия «Тиквы». Я впечатлилась, поговорила с ребятами, учителями, написала статью. Директор «Тиквы» предложила мне перейти к ним. Я обнаглела и поставила условие — работаю, как хочу, по своему плану, без спущенных сверху в последнюю секунду стишков. Это всех устроило.

— До отъезда из СССР вы преподавали русский и литературу в школе. Насколько вам пригодился этот опыт?

— Во-первых, во Львове я преподавала в то счастливое время, когда началась перестройка. Была гласность и толстые журналы, поощрялись нестандартные подходы. Тогда школьные программы утратили прежнюю суровость (сколько часов на какого классика) и приобрели некоторую расплывчатость, типа «поэзия Серебряного века, изучение произведений по выбору». Во-вторых, Львов всегда был двуязычный и даже больше украиноязычный, чем русский. Поэтому я имела некоторое представление о билингвизме. Ну и главное, — приехав, я родила сына, и развитие билингвизма сразу стало моей насущной проблемой.

В общем, я получила предложение от «Тиквы», посидела в городской библиотеке, обнаружив здесь прекрасную коллекцию книг на русском языке, и пустилась в эксперименты.

...надо детям сохранить русский, иначе контакты с бабушками и дедушками сведутся к поеданию бабушкиного борща

— В чем суть программы «Русский язык в играх»?

— Моя задача — развить у ребят с навыками heritage speakers на этой базе билингвизм.

Почти все мои ученики рождены в США или приехали малышами, они оказались в англоязычных школах и садиках, это сформировало многие базовые понятия, а дома круг разговоров часто ограничен бытом и домашними взаимоотношениями. Поэтому большинство ребят вроде бы говорит по-русски, но... Во-первых, у ребят не очень большой словарный запас. Дерево — это дерево, а не дуб, сосна, береза, птица — просто птица, а не воробей, сорока или сойка. Это они знают по-английски. Во-вторых, у них нет особой потребности говорить: если дети понимают, что им говорят, ну и ладно. Отвечать можно по-английски. Русский — язык взрослых. Получается, что для них книги, школа, друзья, кино — это английский. Нотации, домашние обязанности — русский. В итоге, когда надо что-то сказать — дети переводят это в уме с английского.

— Ваши уроки проходят раз в неделю по субботам. Что вы успеваете за это время?

— Во-первых, я учу детей переключаться в режим: «Говорю по-русски — думаю по-русски». Во-вторых, мне надо показать, что есть ровесники, с которыми можно на русском играть в «Что? Где? Когда?», читать и обсуждать прочитанное, ставить спектакли, вести умные разговоры.

Разумеется, читать и писать я тоже учу. Но, например, не трачу времени на прописи. В преподавании грамматики у меня тоже свои алгоритмы. Мы разбираем слова по составу, чтобы выучить правила о правописании приставок, корней, суффиксов. Различаем части речи, чтобы выучить «не с глаголами», но не вникаем в члены предложения или склонения-спряжения. Это нашим детям не пригодится. Им нужна практика разговорной речи, а не теория.

Из этих же задач я исхожу, выбирая литературные тексты. У меня нет цели систематически изучить всю русскую литературу от фольклора и «Слова о полку Игореве» до авторов-современников. Я говорю со старшими ребятами об истории и биографиях писателей, поскольку это помогает понять произведения, но не изучаю всерьез историю литературы. Зато приношу аристотелевское разделение на роды и виды, кое-что из теории стихосложения, обращаю внимание на литературные приемы, на то, как строится текст. Во-первых, это достаточно универсальные знания, которые пригодятся им в американской школе, во-вторых, просто интересно.

У меня нет пиетета: вот мы должны изучить великую русскую литературу, всего условного толстоевского

— Как вы отбираете тексты для изучения?

— Ориентируюсь на подготовленность класса, возраст ребят, их интересы, возможности. У меня нет пиетета: вот мы должны изучить великую русскую литературу, всего условного толстоевского. Мне важно, чтобы ребята читали по-русски, слушали произведения. Но это могут быть и хорошие, классические переводы тех книг, которые сложно найти по-английски. Так мы в разных группах читали стихи Овсея Дриза, написанные на идише и переведенные Генрихом Сапгиром, читали на русском «Маленького принца» Экзюпери, сказки Джанни Родари и Андерсена, немецкие средневековые баллады, книги Януша Корчака. Я не предлагаю книг, переведенных с английского. Потому что им доступен оригинал. В остальном — лимитов нет. Главное, чтобы было интересно. Вот неполный список того, что я проходила в разные годы с разными классами:

Александр Куприн: «Гамбринус», «Белый пудель», «Слон»,

Антон Чехов: «Каштанка», юмористические рассказы, «Мальчики», «Ионыч»,

Александр Пушкин: «Маленькие трагедии»

Лев Толстой: рассказы,

Александр Грин: «Алые паруса»,

Борис Васильев: «Завтра была война» ,

Юмористические рассказы Тэффи, Зощенко, Виктора Драгунского.

— А как строится ваш урок?

— Наше традиционное начало — разминка, игра в слова, когда надо из букв длинного слова составить как можно больше новых. Есть обязательная поэтическая минутка, когда читается и обсуждается небольшое стихотворение. Плюс непременно будут игры, чтение и обсуждение, грамматические упражнения.

А еще я очень люблю проектное обучение. Ставим задачу и выполняем вместе — организуем «Что? Где? Когда?» командами «дети против родителей», делаем спектакль, выпускаем газету, интервьюируем бабушек и дедушек о том, как они проводили каникулы и так далее.

Чтение и активное слушание — непременная часть урока. Обсуждение часто уводит в ту сторону, куда я не ожидала. У меня есть в запасе несколько вопросов, но всегда интересно поговорить о мотивации героев.

— Сколько детей занимается сейчас в «Тикве»?

— В прошлом учебном году у нас было около шестидесяти человек. Русский язык берут не все. У меня сейчас три группы учеников. Распределение зависит от возраста и уровня подготовки. Моим младшим от семи до девяти лет. Там шесть человек. Брала их четырехлетними с нуля, мы начинали со сказок, развития речи, теперь все бегло читают, участвуют в спектаклях. Средняя группа — от десяти до двенадцати лет, в ней то пятеро, то шестеро учеников, старших — четверо. Двое родились в США, двое недавно сюда приехали.

— Сколько учеников прошло через ваши классы?

— Сложно сказать. Много. Иногда мне кажется, что я выучила какую-то нереальную толпу детей. Сначала в старших группах были в основном те ребята, которых привезли. Потом стало больше тех, кто уже родился в США. Есть дети из смешанных семей, они говорят на трех, а то и четырех языках. Скажем, Катя знает русский, английский и китайский. Николас — французский, русский и английский и т. п. В «Тикве» постоянно занимаются дети преподавателей. А теперь еще и дети выпускников присоединяются потихоньку. Второе поколение.

— Какие они — ученики «Тиквы»?

— Очень разные и очень хорошие. Ко мне три года назад приезжала в гости моя львовская выпускница. Мы зашли в «Старбакс», что расположен в вестибюле банка. Пока стояли в очереди, прибежала менеджер из банка, вся такая солидная, в деловом костюме, бросилась ко мне с визгом.

— Познакомься, Аня, — говорю. — Эту девочку я учила во Львове. Познакомься, Алиса, эту девочку я учила в Сан-Франциско.

Мы с выпускниками часто общаемся, с некоторыми дружим. Я очень радуюсь их успехам. А еще из «Тиквы», как когда-то из нашего львовского клуба, не уходят насовсем. Почти все выпускники то волонтерили, то подрабатывали здесь, в том числе — и мой сын. Он в этом году специально выяснил, когда педсовет, и приехал, чтобы представить преподавателям свою девушку. Ребята сохраняют отношения, встречаются потом, дружат семьями. В спектаклях моим ученикам подыгрывают учителя и родители. И в концертах преподаватели потанцевать выходят с учениками, учительницы фортепьяно часто садятся со своими студентами играть в четыре руки . Есть семьи выпускников, теперь уже их дети ходят на наши занятия.

Другие материалы автора

Лариса Романовская

​Аттестат для героя

Лариса Романовская

​Напиши стихи про дерево